Каменка-плешанка и варакушка. Проза А. Крохина

В середине апреля собрался слетать в Ашхабад половить певчих славок и пестро-каменных дроздов. Объявил друзьям, что завтра лечу, назвал номер рейса. Когда в аэропорту объявили посадку на самолет ИЛ-86, я уже был в предвкушении опуститься в свое кресло, расслабиться и отдохнуть в полете.
Нашел свое место и, не без удивления, увидел рядом Валентина Иванова, который сидел в самолете и, как оказалось, поджидал меня. Валентин — мой давний знакомый из Москвы. Так же, как и я, большой любитель птиц и, к тому же, заядлый змеелов. От кого-то он услышал, что я улетаю в Туркмению, чудом узнал номер рейса и место и вот решил составить мне компанию. Я был не против совместного путешествия по пустыне Каракумы и горам Копет-Дага.
В аэропорту Ашхабада нас встретил знакомый, Валера Волоцков, у которого мы, по предварительной договоренности, намеревались остановиться. Удивительно было то, что аэропорт находился чуть ли не в центре города.
Погрузили свои вещи на такси и через несколько минут оказались у него дома. В квартире никого не было. Отсутствие жены и детей Валера объяснил тем, что только что закончил ремонт квартиры, а семья пока временно находится у тещи, всего в нескольких кварталах неподалеку. Вечером разложили на столе карту окрестностей Ашхабада и наметили маршрут нашего путешествия. В первые четыре дня он пролегал по горной местности Копет-Дага, далее — по равнинной части.
На следующее утро «Волга» то ли друга, то ли родственника Валеры доставила нас в исходный пункт нашего маршрута. Асфальтированная дорога закончилась, машина остановилась, Валентин и я высадились. С Валерой заранее договорились, что через четыре дня он нас встретит в условленном месте.
Прошли несколько небольших селений и углубились в горы. Деревьев уже не было, кое-где произрастали одиноко стоящие кустарники. Вскоре и они исчезли. Надо отдать должное этому времени года, повсюду зеленела сочная трава, то и дело встречались желтые тюльпаны, создающие сплошной желтый фон, природные ковры из красных маков и заросли цветущей желто-лимонным цветом ферулы.
Шли медленно. Валентин осматривал каждый камень, каждую трещину в скальных породах, что-то интересное для себя находил и засовывал в мешочки. Меня увлекли бабочки, крупные и мелкие, всевозможной расцветки. Поэтому я нисколько не удивился, когда позже, в одном из урочищ около ущелья Фирюзы, увидел молодого человека в белых шортах, бегающего за насекомыми с сачком. Он нам представился начинающим ученым из Германии. По-русски говорил довольно прилично.
Наступил вечер. Мы облюбовали невысокий зеленый холмик в горах и решили на нем заночевать. Пригодились спальные мешки, которыми заблаговременно запаслись еще в Москве. Могла приползти какая-либо змея, и я, на всякий случай, посыпал вокруг себя вонючей махоркой, купленной заблаговременно в Ашхабаде. У изголовья в землю воткнул шпатель. Валентин, глядя на все эти магические приготовления ко сну, только посмеивался.
В первую ночь в горах спал плохо, часто просыпался оттого, что где-то рядом подвывал и тявкал одинокий шакал, от дороги, под монотонный шумок ручья, на все лады звучала песня варакушки, да и из глотки спящего неподалеку Валентина раздавались такие рулады, что создавалось впечатление хорошо слаженного певческого трио. Успокаивало то, что вряд ли какое-либо дикое животное осмелится близко приблизиться к месту нашего ночлега.
Проснулся очень рано. Высунул голову из спального мешка. Краешек солнца уже показался из-за горы и осветил вершину холма, на которой мы расположились на ночевку. Горы Копет-Дага расцвели различными красками, словно какой-то талантливый художник широкой кистью разрисовал огромное трехмерное полотно. От черных теней, фиолетовых скал, скалистые осыпи на солнечной стороне создавали гамму от светло-желтого, до оранжево-коричневого. Особую прелесть пейзажу создавали разноцветные пятна растительности. Уже через месяц мягкая зеленая травка превратится в обожженный знойным южным солнцем, грязно-желто-коричневый, жесткий покров.
Валентин уже накрывал импровизированный «стол», если можно назвать столом расстеленную на земле газету, купленную еще в Москве. Я вылез из спального мешка и обнаружил, что ночью мешок, вместе со мной, соскользнул по склону метров на пять. Расстояние определил от спального мешка до воткнутого перед сном в землю строительного шпателя. Это был особый инструмент, специально остро заточенный с двух сторон, боковой и торцевой. Шпатель был специально изготовлен из высококачественной стали, служил и как лопатка для расширения норок, где могли прятаться змеи, и как топорик для срезания веток саксаульника, и как консервный или обычный столовый нож. Одним словом — многофункциональный инструмент.

Пустельга

Совсем рядом, чуть далее уходящей в горы грунтовой дороги, в кустах черного саксаула пели певчие славки, высоко в небе парила птица, вернее, тряслась на одном месте, широко раскинув крылья. Время от времени сверху доносилось звонкое «кли-кли».
— Пустельга! – заметил Валентин.
— Видишь. Хвост ступенчатый, что то высматривает. — добавил он.
Завтрак был нехитрый — банка минтая в томатном соусе, каша и чай. Продуктов, привезенных с собой из Москвы, было достаточно, чтобы нормально питаться неделю. В Ашхабаде я купил килограмм сушеной дыни, нарезанной дольками, и нам ее хватило надолго. Поешь немного сушеной дыни с хлебом, запьешь стаканом воды или чая и на долгое время есть не хочется. Очень сытная и калорийная еда в походных условиях такого жаркого климата.
После завтрака наши роли распределились следующим образом. Валентин, которого интересовали змеи и ящерицы, идет исследовать левое ущелье (скорее, ложбину, которая на тюркских языках называется «сай»). Я же облюбовал себе правое, заросшее, в основном, саксаульником и каркасом; моя специализация в этом походе – певчие птицы и наблюдения за ними.
По краю натоптанной лошадьми и овцами дороги протекал небольшой ручей, метра полтора шириной и сантиметров 15-20 глубиной. Вода была чистая, прозрачная и холодная.

Каменка-плешанка

Мое внимание привлекло великолепное пение неизвестной мне птицы. Голос громкий, похож на полевого жаворонка, но гораздо выше тоном, различные щебечущие звуки шли вперемешку со свистовыми выкриками. Казалось, птица искренне старалась отобразить голоса и позывки всех известных ей птиц Средней Азии и сложить их в одну очень приятную мелодию. Распустив свой великолепный хвост, она порхала на высоте нескольких десятков метров и чем-то напоминала бабочку махаона. Не прекращая пения, медленно планировала, затем снова поднималась, и песня звучала с новой силой, а птица снова опускалась на камень.
Уже увидев ее на камне, где она подергивала хвостом и кланялась, я догадался, что это каменка-плешанка. В токовом полете самец не только услаждал пением свою подругу, но и особенно красиво демонстрировал ей гармоничное сочетание только белого и черного в оперенье. Я много читал об этой птице, о ее повадках, о песне, размножении. Репертуар, который исполняла каменка-плешанка, не совпадал с описанием песен, полученным мною из различных источников.
Я сразу загорелся желанием поймать этого замечательного певца и привезти домой, в Москву. Сбегал к своему рюкзаку, вытащил лучок-самолов, снарядил мучными червями и поставил с теневой стороны у того камня, на который она села в первый раз.
Ждал долго. Каменка почти вплотную подходила к лучку, но не обращала на червей никакого внимания. Наконец, мне надоело сидеть в засаде, я пошел вверх по тропинке осматривать и прослушивать все живое, что могло водиться в этом небольшом зеленом уголке. По дороге у ручья быстро бегала варакушка с красной звездочкой на груди.

Краснозвездная варакушка

— Пролетная, наверно, – подумал я, – в это время птицы летят к нам на север.
Вышел на тропу, но не успел сделать несколько шагов, остановился. Почти из-под ног, вылетела самка-варакушка и присоединилась к самцу. Слегка раздвинул веточки полыни и увидел аккуратно сплетенное гнездышко, а в нем лежали четыре яичка оливкового цвета с темными пятнышками. Когда нахожу гнездо с яйцами или с птенцами, меня всегда охватывает какое-то странное чувство неловкости, что вторгся в сугубо личный, интимный птичий мир.
О варакушке хотелось бы рассказать подробнее. В моей домашней коллекции варакушки – одни из самых любимых птиц. Первая белозвездная варакушка попала ко мне после ухода из жизни моего хорошего знакомого Антонова Василия Ивановича, известного, кажется, не только в Москве, орнитолога, Варакушка прожила у меня года три. Жила на веранде, в клетке ящичного типа, пела всегда очень громко, в основном по ночам. Подкупала своим спокойным нравом. В свой репертуар включала чистое исполнение колен большой синицы и синицы-московки, а так же трельку обыкновенной овсянки.
Внешне — красивейшие птицы, которых можно встретить на пустырях, вблизи водоемов. В Подмосковье прилетают уже в середине апреля. Токующий самец распевает свою песню, во всю красу демонстрируя яркий наряд. Часто птица исполняет песню в полете. Набрав небольшую высоту, самец планирует на выбранную веточку кустика, широко распуская красный с черным ободком хвост и крылья.
Варакушка, как и каменка-плешанка, является пересмешником, и с высокой точностью копирует голоса многих птиц и даже лягушек. Любит петь поздно вечером, когда другие птицы умолкли, за исключением некоторых соловьев, а утром, едва забрезжит рассвет, пение варакушки начинается с новой силой. Орнитолог, знаток птичьих голосов Г.Н. Симкин, оценивая песни варакушек, написал в своей книге «Певчие птицы»:
«У каждого самца своя манера построения песни, выстраивания и применения колен и отдельных ее элементов, своя манера группировки звуков разных по структуре, спектральному составу, манера составления фраз, установление порядка следования и чередования скрипучих и чистых тональных звуков».
Охотник-птицелов прослушает не один десяток птиц, пока выберет ту одну, у которой песня самая красивая и приятная на слух. Лучших варакушек я встречал в болотистых местах и по берегам водоемов, образовавшихся в старых, выработанных торфяниках. Попадались варакушки и с белым пятном на грудке, и с красным. У меня сейчас живет белозвездная варакушка. Много поет и в осенний период, и зимой.

Белозвёздная варакушка

Певческие способности строго индивидуальны и не зависят от того, с красной она звездой или с белой. Попадались варакушки и вовсе без звезды. К неволе варакушки привыкают также быстро, как и соловьи, с которыми она находится в ближайшем родстве. При правильном выдерживании, в прикрытой светлой материей клетке, варакушки запевают в течение 3 – 5 дней и поют громко до июля.
Очень любят купаться. В воду лезут всегда, как только подвешиваю на клетку купалку со свежей водой. В первые две-три недели кормить необходимо мучными червями и муравьиными яйцами. Затем постепенно добавляется, специальным образом приготовленная, соловьиная смесь. Хорошо выдержанная варакушка ест все.
Первая линька проходит тяжело, варакушка почти сразу сбрасывает все маховые перья и хвост. Зато последующие линьки проходят нормально, как и у дроздов, соловьев и славок. После линьки синий передничек выглядит несколько бледнее, нежели у свежевыловленной варакушки в весеннем наряде, но к следующей весне при условии правильного содержания, цвет становится ярче. Птица очень нежная, поэтому ловить и выдерживать варакушек можно любителям, у которых есть опыт содержания насекомоядных птиц.
Аккуратно замаскировав кустик с гнездом варакушки, направился к рощице, где с раннего утра пели певчие славки, очистил около куста землю от травы и поставил два самолова. Один самолов пришлось переставлять дважды, так как из-под огромного плоского камня на меня смотрели веселые глазки удивительного животного, маленького зайчика талая, видимо, не равнодушного к мучным червям.
Рассматривая его смешную мордочку, я вспоминал спортивные сборы, жизнь в палатках и наводнение в Муганской степи Азербайджана. Два дня подряд непрерывно шел дождь. Вода в степи поднялась и подходила почти до сеток кроватей. Когда дождь закончился и уровень воды, к нашей радости, начал быстро спадать, рано утром почувствовал, что какой-то мокрый комочек уютно расположился у меня под подбородком. Это оказался тушканчик. Спасаясь от наводнения, он залез на кровать и пристроился там, где ему было тепло и уютно. Нас было много в палатке, но тушканчик почему-то выбрал именно мой подбородок.

Тушканчик

Очень скоро он обсох и с первых минут нашего общения проникся ко мне особенной любовью. В первые дни от меня не отходил ни на шаг. Внешне это симпатичный зверек, с длинными ушными раковинами. Передние лапки намного короче задних, поэтому его облик напоминает миниатюрного кенгуру. Обладает длинным хвостом, с пушистой черно-белой кисточкой на конце. Хвост служит рулем при беге. Постепенно осмелел, прогулочную дистанцию увеличил до двух — трех метров, чем-то питался, выискивая в пожухлой траве семена и корешки, не брезговал хлебом, сыром и прочей человеческой едой. Спал рядом со мной, у подушки.
Это был единственный тушканчик на нашей планете, который любил летать со мной на планере. Он тихо и мирно сидел в боковом кармашке планера. Его мордочка иногда показывалась из кармашка, а когда он убеждался, что в полете все нормально, снова укладывался спать. В самом конце сборов он погиб оттого, что я не смог за ним досмотреть. Тушканчик, как всегда, бегал недалеко от меня. Когда я увидел, что на него наезжает колесо бензовоза, двигающегося задним ходом, что-либо предпринять было уже поздно…
Зайчику талаю вскоре надоело мое пристальное внимание к его персоне, и он исчез в глубине под валуном. Вернулся к первому лучку. Лучок сработал, но ни птицы, ни червей не было. Плешанка продолжала порхать над головой и пела свою замечательную песню.
Я снова настроил самолов, но уже около другого камня и пошел к кустарникам осмотреть другие лучки. В обоих застряли ящерицы — агамы. Я вытащил их и рассмотрел.

Агама

Вдоль спины и по бокам располагались крупные шипы-чешуйки. Такие же шипы были на их шеях и поэтому агамы напоминали миниатюрных динозавриков. Сложил их в мешочки и пошел к месту нашей стоянки.

Эублефар

Вскоре пришел и Валентин. Вид у него был не очень веселый. Упустил в скалах очень редкий подвид ящерицы с интересным названием – эублефар, но, увидев пойманных агам, оживился.
Я посмотрел на дорожку и обнаружил, что от ручейка к середине дня почти ничего не осталось. Срочно выкопал небольшую ямку в оставшейся протоке, подождал, пока мутная вода стала опять прозрачной, и наполнил наши фляжки водой.
Пения каменки-плешанки уже не было слышно, и я поспешил к лучку. Под сеточкой находилась долгожданная птичка. Я осторожно взял ее в руки и внимательно осмотрел. Она была размером меньше воробья, но, по-видимому, черно-белая окраска оперения делала его в полете намного крупнее. По привычке дунул в клоаку и вдруг обнаружил «наседное» голое пятно на животе. Была середина апреля, и в это время птица вполне могла сидеть на яйцах. Мечты сразу рухнули, и я разжал ладонь. Через несколько минут мой красавец порхал и пел свои песни, как ни в чем не бывало. Хорошее настроение взяло верх над огорчением, ведь впереди была почти целая неделя приключений в горах Туркмении и новые впечатления.
Певчие славки в лучки не попадались, поэтому пришлось менять тактику. Я долго наблюдал за их перемещением по кустарникам, нашел их постоянные пролетные места и на следующий день рано утром удалось поймать трех славок в паутинную сеть.
Далее наш путь пролегал по предгорью в направлении ущелья Фирюза.

© Copyright: Александр Крохин