#25летиеЛадоги. Пишут друзья. «Ладога. Как это было. Рассказывает Л. Токун

Первым «ладожцам» посвящается

Держу в руках первый выпуск сборника «Чайки над Лобней». Тоненькая синенькая книжица. На обложке далёкий силуэт Киовского храма, озеро, чайки. 120 страниц, 20 авторов. 1997 год. Тогда, 14 июня ЛИТО «Ладога» отметило свой первый день рождения – и вот уже сборник. Москва достойно встретила своё 850-летие – ему посвящён выпуск. Страна вновь училась радоваться, восстанавливалась после потерь ещё не ушедших 90-х. Родилась городская газета «Лобня», появилось своё телевидение, радио, «единственное в мире радио, которое рассказывает о нашем городе». Этот сборник – первая наша маленькая победа, вклад ЛИТО «Ладога», городского литературного сообщества, в общее дело. Как это было? Какими мы были? О чём думали, спорили, писали?
Пётр Черняев на первой странице – по-русски широко, песенно «Словом», «Притчей-сказом» о России, её красоте, её болях. О Первопрестольной столице и, конечно, уже тогда известное всем о любви неисполненной «Течёт река, звенит ручей… И я ничья, и ты ничей», в этой книжке отмеченное посвящением нашей землячке Надежде Кадышевой, бывшей работнице ткацкой фабрики на Красной Поляне.
Следующий, светлый редкий человек Николай Акулов, подполковник в запасе. О военных дорогах, любимой профессии и вновь о «Москве Юбилейной», а главное – «Молодому воину» с верой в будущее: «Моя любовь особого покроя./Её истоки в боевом строю.\Скажу, солдат, и истину не скрою./В тебе я вижу молодость свою».
Не обойти вниманием щемящие, трогательные стихи Галины Журкиной о девочке-блокаднице с нелёгкой судьбой. С теплотой и благодарностью – о детском доме, воспитателях, босоногих сверстниках-сорванцах и о маме: «Где ж ты, мама? Где ты затерялась?/В сутолоке страшных грозных дней?–/Как же быть? Ведь я одна осталась/Средь пожарищ, дыма и огней».
И, конечно, тут стихи Юрия Петрова, тоже блокадника Ленинграда, руководителя литературного объединения, чьими волей, стараниями и верой был создан этот первый альманах. С болью тогда он писал об исчезновении чаек над Киово. «Уж не кричат над Лобней чайки./Их гнёзда ветер разметал./Ещё не поздно, выручайте –/Чтоб символ герба не упал…» С его стихами, двумя маленькими книжечками-брошюрками из серии «Библиотечка поэта» я впервые познакомилась в центральной библиотеке города.
Моё первое Лито, которое я начала посещать, было «Клязьма», в Долгопрудном. Вскоре узнала, что и в моём городе тоже образовалось литературное объединение. Стихи его руководителя Юрия Петрова о блокаде, перенесённой им совсем подростком, понравились своей простотой и искренностью. Пришла на занятия. Они проходили тогда два раза в месяц в «Школе Искусств» в маленьком музыкальном классе. Всего несколько парт в два ряда. Нас тоже было не много. Это было самое начало. Взрослые люди, даже по моим понятиям. Кто-то годился мне в отцы, ведь мои родители, как и они, тоже были участниками войны. Царила удивительная атмосфера доброжелательности, взаимного уважения, открытости, интереса и сопереживания маленьким успехам каждого. Читали свои стихи, делали замечания, задавали вопросы, учились друг у друга. Спорили, искали истину поэтического слова, фразы. Конечно, и о текущих событиях – тоже. Постепенно круг наш ширился. Каждая встреча была радостью, событием. Мы ждали этих суббот. Разумеется, благородная внешность офицера в отставке, интеллигентное общение и мягкий юмор, присущие руководителю нашего объединения Юрию Васильевичу Петрову – всё это привлекало и объединяло людей. И всё же, тон задавали фронтовики, уже собственным страшным опытом познавшие цену человеческим отношениям, правде, справедливости, чести, стойкости. Жизни и смерти.
Кто запомнился с той первой для меня встречи, первого занятия? Акулов и Грядин, Станишевский и Беликов, Глухов, Иванищев, конечно, Черняев. Почему-то не запомнила тогда Галину Журкину. Или сидела она непривычно тихо, или просто не было её на том занятии. Но потом она была всегда.
Николай Акулов. За плечами война, Военно-юридическая академия, служба в органах Государственной безопасности, работа в Гражданской авиации, теперь работа в Совете ветеранов. А стихи, кажется, были всегда. С 40-го года писал и печатался в газетах и разных изданиях. Как подкупающе уживались в нём уверенность, сила, спокойствие и – скромность, мягкость, доброта, тонкая душевная организация. Он был не из тех, кто публично рвал и бросал в огонь свой партбилет. Переживал за происходящее в стране с болью, как личное горе, утрату, чувствовал личную ответственность за разрушенную страну, тревогу за молодых. Стихи, мысли, воспоминания – всегда понятные, простые, но высокие и благородные. С этой непереносимой раной он и ушёл из жизни в канун Дня Победы 2001 года. Я тогда посвятила ему 2 стихотворения, одно из которых читала у гроба, у его дома в Букино. Второе так и начиналось: «Не захотел он праздновать победу. Ушёл в канун, не попрощавшись…»
Виктор Грядин. Военные судьбы сблизили и породнили этих двоих людей, таких разных и таких похожих. Воин-солдат, потом 40 лет слесарем-наладчиком на заводе, но такой же ранимый, справедливый, только дерзкий и бескомпромиссный в своих убеждениях и высказываниях. На войне, как на войне. Так и в стихах. Не очень-то он бывал удобен, часто нарушая спокойный ритм занятия, заданный руководителем. Воспитанный сдержанный, но честный Акулов поддерживал молчанием, которого уже было достаточно. Их даты ухода тоже рядом.
Был ещё один фронтовик Иван Иванищев. «Неудобный». Приезжал к нам из Москвы. Работал мастером в ПТУ. Правдолюб. Стихи злободневные. Всегда в строю. Хороший человек. Очень рано ушёл, сначала от нас, потом совсем. Узнали много позже. Переживали. Было стыдно, что робко защищали. Это была первая утрата в наших рядах.
Очень запомнилось на том занятии впечатление от стихов Владимира Беликова. Высокий слог, было в них что-то пушкинское, возвышенное и красивое. Очень эмоциональные стихи. Он и сам был такой. Выпускник МАИ. Влюблённый в жизнь, очень светлый, душевной щедрости человек. И скромный. Много позже он почему-то стал отдавать предпочтение песне. Случилось, что его тексты, в силу обстоятельств, не нашли своего музыкального подтверждения. Очень жаль. На мой взгляд, именно Владимиру Беликову должна быть благодарна «Ладога», что в трудные для неё времена, уже почти растерявшаяся, когда и занятия не проводились, она не рассеялась.
По одному, по приглашению Беликова её участники вновь стали встречаться в ЛИТО «Орбита» авиационного института на встречах, фестивалях, в других объединениях, чтобы потом собраться вместе снова. Не судите строго. Такое не раз случалось в судьбах многих объединений. Не избежала его и «Ладога». И тут Владимир Беликов сыграл свою организующую роль.
Александр Станишевский. Тоже запомнился сразу. На второй парте. С первых занятий было видно, что у него уже есть опыт не только стихосложения, но и знания теории, которыми он стремился поделиться. Окончил Тимирязевскую академию, работал по специальности, а потом 20 лет службы в погранвойсках на Тихоокеанском побережье. По возрасту на фронт не успел, но вполне боевой офицер. Кроме того, из семьи потомственных учителей. Отличник. Вот это неуёмное просветительство и сидело в нём, укоренясь, прочно и неизбывно. Судя по его воспоминаниям, обида за нереализованность этих своих «педагогических» желаний осталась надолго. Помню, позвонил однажды Юрий Васильевич: «Люди требуют учёбы – разборки стихов. У Вас хорошие стихи. С Вас и начнём». Представила Станишевскому несколько стихотворений. Он разобрал все ошибки, недочёты, достоинства и недостатки, дал пояснения, примеры – подробно на бумаге. (Во время службы проходил школу военных корреспондентов.) А на занятиях выступить ему руководитель не дал. Для меня те записи во многом оказались полезными. Жаль, думаю, и для многих они тогда не были бы лишними. А стихи у Александра всегда пронзительно нежные, образные и родные, иногда, на мой взгляд, чуть наивные. О Лобне и родном Боровске, о природе, которую он хорошо знал и любил, о родных – ярко и самозабвенно. И о маме. Чувство юмора украшает его поэзию.
А вот и Ефим Глухов. Долгожитель. Без сомнения, самородок. Запомнился. Стихи Ефим Николаевич начал писать поздно и теперь сидел за первой партой, внимательно всё впитывал, чему-то учился, но и сам частенько свою, умудрённую жизненным опытом мысль, выдавал. Единственное, чему учиться не желал – стихотворным размерам. «Что мне ямбы и хореи!..» Это позже, когда он стал «брендом» города, когда ему уже исполнилось 100 лет, он звонил в городское Управление культуры и напоминал: «Вы, что, мой день рождения собираетесь отмечать!?» И отмечали. Поздравляли, дарили подарки, вручали медали. Почётный гражданин города. Кажется, 15 книжек издал, по ним теперь можно проследить всю историю города тех лет, все имена. В «Уюте» и сегодня с теплом вспоминают его не очень складные, но такие образные добрые мудрые, гневные и забористые куплеты обо всём и обо всех.
Пётр Николаевич Черняев. Уже тогда известный поэт-песенник. Композиторы А. Новиков, В. Левашов, В. Мурадели, Е. Родыгин писали музыку к его текстам, которые распевала страна. Удивительного природного дара был человек. Мне кажется, сначала у него глубоко внутри рождалась мелодия, а потом на неё ложились слова. Музыка уже жила в его стихах с самого начала. Считал ли он себя членом «Ладоги»? Думаю, нет. Он, скорее, был её Почётным членом, мэтром. Приходил не часто. Садился сзади у стеночки, чтобы всех видеть. Вёл себя очень скромно, иногда читал свои стихи, негромко, по-доброму, по-отечески давал какие-то советы, пояснения. Помню, организовали тогда городской конкурс на «Гимн» города. По неопытности организаторов, конкурс не удался. Пётр Черняев был единственным в жюри, кто проявил в своих суждениях вкупе: профессионализм, достоинство и главное – честность. Помню, однажды гуляли мы с ним по его родному району Депо. Говорили о поэзии. Таким он мне и запомнился: воодушевлённым, в тёмно-синем костюме. Бордовый жилет, голубоватая рубашка, галстук. Рассказывал о своём Депо с любовью. И вдруг о чём-то: «Меня здесь все знают. Разве я мог поступить иначе? Ведь я – поэт!» Были в нём и духовность, и человеческое достоинство, и чувство ответственности перед людьми за высокое звание Поэта, которое он нёс, каковым он и был.
Галина Петровна Журкина. В когорте Почётных граждан эта её награда тускнеет перед другой заслугой. Сегодня, без преувеличения, она есть Достояние города Лобня. Случилось, что я близко знала трех женщин, воспитанниц детских домов войны. Три разных судьбы. Но есть общее, что объединяет всех трёх: необыкновенная воля к жизни, несгибаемость перед жизненными бедами, трудностями и любовь к людям. Галина Петровна – из тех питомцев. Они генерируют свою энергию и, творя её, заряжают ею окружающих. Великая слава и благодарность тем детским домам, которые в жестокие для страны годы возвращали обездоленным детям детство и напитывали их жизненной силой. А тогда, в 90-ые, она тоже освобождалась – от «зависимости» Ветеранской организации. Создала свою, самостоятельную Женскую организацию и стала творчески руководить, расширяя её сферы. Стихи Журкиной становились всё лучше, увереннее, зазвучали песни. Писала сценарии для «Ладоги». Так стали отмечать блокадные дни Ленинграда. Несмотря на некоторые разногласия с руководителем, в её текстах достойное место отводилось блокаднику Юрию Петрову. Родился прочный блокадный тандем. А Юрий Васильевич посвятил ей строки, лучше и точнее которых сказать невозможно: «Эта женщина – турбина, эта женщина – мотор!» Такой она осталась и сегодня. Её творческий академический коллетив «Кому за 40» хорошо знают в городе. Здоровья и творчества Вам, Галина Петровна!
«Ладога» росла, мужала. Принимала участие в городских мероприятиях. Почти одновременно вышел первый выпуск общего городского поэтического сборника «Под крылом чайки», почему-то с очень похожим, для простого жителя неотличимым от нашего, названием. Авторы «Ладоги» тоже вошли в него, рядом с именами признанных мастеров поэтического слова Ларисы Васильевой, Геннадия Красникова… В первый выпуск – в общем списке, во второй – отдельным блоком ЛИТО. Это было маленькое признание города нас как творческой единицы. Думаю, в том были заслуга и внимание Главы города Сергея Степановича Сокола, много вложившего в развитие культуры Лобни. Нам было интересно жить.
Разве возможно рассказать всё и обо всех…

Время омывает лица
Подобно капелькам воды…
Как и сестра его, водица,
Оставить зримые следы.
……………………………
И вот тогда предельно ясно
И виден весь минувший путь –
Что было низко, что – прекрасно,
И никого не обмануть.
(Виктория Топоногова)

А что делала я в то время? Я была «с моим народом». Принимала участие во всех делах «Ладоги». Будучи внештатным корреспондентом радио и газеты «Лобня», писала стихи, заметки и вела авторскую «Литературно-поэтическую страничку Ларисы Токун» на радио. В эфире звучало слово и о «Ладоге», и наши голоса, а в газете появилась регулярная страница «Созвучие». Каждый год в пушкинский день 6 июня я ездила к памятнику Пушкину, читала там стихи. Много общалась с московскими поэтами, литературными объединениями, принимала участие в различных поэтических конкурсах, фестивалях. Особенно близко – с поэтами Дубны, Дмитрова, Яхромы, участвовала в праздниках этих городов. Эти связи помогли позже организовать нам, студии «Глагол», запомнившиеся большие поэтические праздники на высоком крыльце Дворца Культуры «Чайка» поэтов от Дубны до Москвы. Так называемый «Марафон Пегаса». Мечталось сделать Лобню, благодаря её географическому положению, фестивальной поэтической столицей Савёловской железной дороги. Хотелось общения, больше знать, учиться у других. А тогда, в библиотеке на Красной Поляне организовали первую поэтическую встречу трёх поэтов «Дмитров – Яхрома – Лобня», а потом и мой первый авторский вечер – в клубе «Красная Поляна». Это было счастливое время нашей с Ефимом Николаевичем тесной творческой дружбы с библиотекой, клубом и, пансионатом дневного пребывания «Уют» на Поляне. Приглашали большую группу поэтов московского объединения «Слово», которое я тоже посещала, на встречу с поэтессой Людмилой Ирсетской – уже в центральной библиотеке города. Жаль, наш руководитель на эти встречи, приглашения никак не откликался, даже противостоял.
И всё-таки, всё-таки, разве можно забыть образ красавицы, матери троих детей, молодой поэтессы Елены Соколовой. Думается, её музыкальное образование способствовало рождению стихов, красивых и мелодичных, о любви, о природе.
Кажется, она была единственной, кому руководитель Юрий Петров дал путёвку – рекомендацию в Союз писателей.
Нина Кузнецова. Простые, безыскусные стихи, искренние – о своём, наболевшем. А в жизни очень увлекалась разведением комнатных цветов. Её балкон не однажды занимал первые места в конкурсах своего микрорайона. Конечно, была с нами и серьёзная, всегда занятая и оттого неуловимая на занятиях, Галина Мамонтова. Юрий Васильевич всегда очень весомо и значимо отзывался о ней. Все наши первые выпуски были изданы Николаем Плевако. Непростой по характеру человек, но писатель – мощный и глубокий, ёмкий, мастерски владеющий русским словом. Благодарная память хранит впечатления тех встреч. Мы все прошли через него. Но вот задержаться, зацепиться смогла только Галина Мамонтова.
Родилась традиция отмечать дни рождения «Ладоги» в гостях у Ефима Глухова на улице Цветочной, 33. К каждой встрече радушный хозяин сбивал длинный стол, скамьи и варил ароматную деревенскую картошку…
Анатолий Можаев. Не могу умолчать о человеке, которого всегда вспоминаю с неизменной теплотой и восхищением. Признаться, какое-то время я не понимала его. Артиллерийское противотанковое училище, служба в армии, юрфак МГУ, работал в правоохранительных органах, Почётный прокурор СССР, ветеран-участник ВОВ. Серьёзный человек Но открытый – удивительно, с баяном, весело, всегда с радостью. Не верилось в искренность. Пока не пришлось нам, случайно встретившись, провести за разговорами – в переполненном вагоне то и дело стоящей в перегонах лобненской электрички – плечом к плечу, часа полтора. О, какой же кладезь ума, доброты, человеческой самоотдачи вдруг открылся и выплеснулся передо мной. И заканчивал он разговор с необычайной любовью и заботой о жене, о внучке, её внучке… Нежность эта искрами разметалась и в его военных стихах-воспоминаниях – к маме, друзьям. Кстати, потом и жена Анатолия Можаева, и Сергея Романова, принёсшая в «Ладогу» стихи после смерти мужа, долгое время посещали занятия объединения, практически став его членами. А мы читали стихи Романова, делали вечер о нём. Долгое время песня о Лобне на его стихи негласно считалась «Гимном» города Лобня.
Был среди нас и ещё один незабываемый. Анатолий Иванов, поэт, художник, философ. Как же внутренне напрягался и переживал Юрий Васильевич при его появлении на занятиях. Мы тоже – предвкушали его эмоциональные выступления с выходом к доске с мелом в руках и доказательством различных теорий и корневого исследования русских слов, неожиданно раскрывающих, а подчас преображающих их устоявшийся для всех смысл. Нет, он не был скандальным, противоречивым. Умный, добрый, интеллигентный. Создал свою «Энциклопедию». Но «неудобный», мысль будоражащий. Одно слово, философ. Кандидат биологических наук. Летом жил на выселках, летней «даче». Были в семье квартирные проблемы. А на «даче» этой однажды я была с другом его Ефимом Глуховым. Строение из досок в два этажа. На первом – козы, куры, живность всякая… На втором – чистота, светло, выскобленный стол, и аппетитно пахнет душистым домашним борщом. Поразило меня тогда, как совмещалось в этом человеке так близко земное, земляное и высокое? Иногда он приносил на занятия трёхлитровую банку козьего молока и буханку свежего, почти тёплого, чёрного хлеба – и потчевал нас, испытывая от этого большое удовольствие. Я работала в одной школе с его женой. Тоже – химик, биолог, знающий и требовательный учитель. Как-то Людмила Тимофеевна, директор школы №6, знавшая Ивановых ещё по институту, сказала: «Удивительно красивая была пара. Оба умные, прямые, устремлённые, увлечённые…» На своё столетие, которое отмечалось в театре «Камерная сцена», Ефим Глухов самого близкого друга своего не пригласил. «Как же так?» – спрашиваю. Взгляд опустил, потупил: «ОНИ не хотели. Столы же не я накрывал. Сама понимаешь, кто столы накрывает, тот и музыку заказывает…» К счастью, подобные эпизоды на их отношения не влияли. Слава Богу, встретились они уже в том замечательном возрасте, когда про жизнь оба всё хорошо понимали и принимали… Каждый – по своим понятиям. Один смолоду усвоил житейскую истину: «Против ветру – ни-ни». Потому, наверное, и войну пережил, и свой 100-летний юбилей перешагнул. А другой – перед всеми невзгодами, своими победами и ошибками, за свою честь, за любовь всегда с открытым забралом и прямой спиной… и с большой бородой, в которой, как говорил, жизненная, мужская сила хранится.
Что ещё сказать… Из «Ладоги» я тогда всё же ушла, как бы ни было больно. Расставшись и оставшись со всеми друзьями. …Незадолго до кончины Юрия Васильевича позвонила: «Хочу прийти к Вам в гости». Он был искренне, как-то облегчённо, рад. Мне тоже не хотелось, чтобы между нами остались обиды. Много говорили, вспоминали. Жена Юрия Васильевича, как теперь уже видно, одна из тех умных вдов, о которых поэт Николай Доризо сказал: «Мало иметь писателю хорошую жену, надо иметь писателю хорошую вдову», гостеприимно накрыла символический фуршет. На прощание я подарила икону Георгия Победоносца. На стене у дивана по-прежнему висел портрет любимого поэта Сергея Есенина…
Да, Юрий Васильевич Петров мог быть всяким. Но ОН создал объединение «Ладога». И этой чести у него никто не отберёт. Какое значение имеет сегодня, что больше тогда руководило им: любовь к поэзии или страх перед одинокой старостью, страх перед немощью от серьёзной, тогда перенесённой, травмы и полным забвением в конце? Ведь даже членом Союза писателей Юрий Петров тогда не был. И он сделал свой выбор. И повёл свой корабль, и объединил всех этих замечательных людей, издавал сборники… И здесь нельзя отказать ему в мужестве. Руководя 15 лет в нашем городе литературно-поэтической студией «Глагол», теперь я твёрдо это знаю.
Меня попросили написать к 25-летнему юбилею о «Ладоге». Я легкомысленно согласилась. Написать короткое стандартное поздравление-воспоминание не смогла. Да и зачем? Вот что получилось. Имею ли я право? Думаю, да, имею. Это моё ощущение той жизни, которую я прожила вместе с «Ладогой». Я хотела, чтобы люди знали и помнили о «ладожцах» первого призыва. Это маленькая толика в истории культуры города. Из таких скромных, небольших поэтов, маленьких литературных объединений, которые нужны, из бурлящего котла общений и родятся единицы – большие поэты.
На прощании с Юрием Петровым я произнесла слова Уистана Одена, великого английского поэта. Сегодня я посвящаю их первым «ладожцам»:

Время…боготворит язык и прощает
Всех, кем он жив:
Прощает трусость, тщеславие,
Венчает их головы лавром.

Тогда Время возвысилось над ними в своём сиянии, а «Ладога» вновь, как когда-то в военные годы, стала для многих дорогой жизни.

Февраль, 2021

© Copyright: Лариса Токун