Пишут друзья. #ДетиВойны. Блокадное детство. Рассказывает Г. Журкина

Галина Петровна Журкина — член Союза писателей России. Лауреат литературных премий и проектов Губернаторской премии «Наше Подмосковье». В «Ладогу» пришла одной из первых, а позже организовала и возглавляет собственный творческий проект «Клуб кому за 40…». Есть публикации в периодике, коллективных сборниках и альманахах. Автор нескольких сборников стихов.

БЛОКАДНОЕ ДЕТСТВО
До войны наша семья жила в городе Гатчина под Ленинградом. Мне не было и шести лет, когда началась война. Враг рвался к Ленинграду. Помню, как однажды от взрывов затрясся весь наш деревянный дом.
Вскоре была начата эвакуация населения. Эвакуировали нас с первым эшелоном, который с Балтийского вокзала отправлялся в Ленинград. Немцы бомбили страшно! Не проехали и половины пути, как на станции «Лиговка» разбомбили мост. Долго стояли, пока не отремонтировали пути.
В моей детской памяти сохранился такой эпизод. Поезд остановился недалеко от болота. Этого я не понимала и попросилась на улицу. В болоте меня привлекла трава ряска. Мне хотелось набрать её в руки, и я вступила в болото. Почувствовала, что меня стало засасывать. Громко кричала и звала на помощь. Вытащил меня из болота какой-то военный. Потом он выговаривал родителям, что не смотрели за мной.
Очень долго мы добирались до Ленинграда, хотя расстояние было около 50 километров. Как я потом узнала, из Ленинграда направили нас на станцию «Лисий нос». Поселили в военном городке где-то недалеко от Финского залива. Родители мои были медицинскими работниками, работали в «Дубках» (по-моему так называлось то место, где были моряки). Стояла очень солнечная погода.
Потом родителей призвали в армию. Я осталась с тётей — младшей сестрой моей матери. Зимой тётя, уходя на фронт, отвела меня в детский дом. Помню вела она меня по морозным улицам. Уже начался голод и многие умирали. Когда тётя меня вела, я видела, как к сараю подъехала машина и туда выгружали трупы людей. Было очень страшно.
Нас перемещали из одного детского дома в другой. Зимой воспитатели детского дома заваривали хвою и давали утром всем детям пить, так как у многих началась цинга. От истощения начинался рахит. Весной 1942 года мы добывали семена настурции из земли и ели их. Собирали «свечки», когда начинался период цветения сосен. Набирали их в карманы и тоже ели от голода.
Ещё не была окончательно снята блокада Ленинграда, а многие детские дома начали вывозить по Ладожскому озеру на «большую землю». Помню, как на берегу Ладожского озера перед отправкой нас накормили пшённой кашей. Многие объедались, и им было очень плохо.
Потом нас грузили на баржи (это было уже лето). Немцы сильно бомбили озеро. Наши «ястребки» вели ожесточённую борьбу с фашистскими самолётами. Многие из нас по гулу самолётов научились определять, чей самолёт летит.
На противоположном берегу нас встречали и распределяли по детским домам (их было несколько), потом грузили в вагоны. Всеми погрузками занимался офицер по фамилии Конь. Почему я это помню? Потому что среди нас была его дочь Женя, которую он разыскал. Наш детский дом привезли в село Навашино Горьковской области. Помню, как из нашего детского дома забирали в 1944 году мальчишек в армию, а мы их долго провожали.
Когда закончилась война мне было меньше 10 лет.
Весть об окончании войны дошла до нашего Навашинского детского дома. Поползли слухи о том, что тех, кто до войны жил в самом Ленинграде, отправят в Ленинградские детские дома, а кто жил под Ленинградом, тот останется в Навашино. Тогда я ещё не знала, что мои родители погибли где-то на дорогах войны. Очень хотелось домой к маме. Мне тогда казалось, что она жива и не может меня найти. И я решила бежать. В то время побегов из детских домов было много. Каждый пытался сам разыскать своих родных.
В 1946 году, 5 января (хорошо помню) я с подружкой Наташей (фамилию не помню) сбежала из детского дома. До станции Навашино дошли пешком, там сели в товарный состав и доехали до Мурома. Убегая, мы прихватили с собой кое-что из своих вещей (подарки детского Датского Красного креста: пальто, свитера, платья, обувь). На рынке в Муроме мы выменяли на свитер буханку хлеба. Свой маршрут уточняли у случайных прохожих.
В то время в Муроме стояло несколько эшелонов с фронтовиками. В один из них я прыгнула на подножку. Поезд уже отправлялся. У меня с головы слетела шапка, а стояли январские морозы! В вагоне ехали солдаты, несколько человек курили в тамбуре. Они подхватили меня на руки и внесли в вагон. Надели на меня солдатскую шапку, накормили и напоили чаем. Какая-то женщина меня пригрела (въезд в Ленинград был только по пропускам), и с ней я доехала до Ленинграда, рассказав о том, что еду домой к родителям.
На московском вокзале на меня обратил внимание милиционер, что я раскатываю на трамвае от Московского до Балтийского вокзала, отвёл меня в детскую комнату милиции. Оттуда меня отправили в детский приёмник-распределитель, который находился на Песчанной набережной.
В нём я пробыла восемь месяцев и затем была определена в Волосовский детский дом. Во время войны в Волосове шли ожесточённые бои и было много заминированных мест. Детский дом находился в шести километрах от станции Волосово. Я закончила 4 класса начальной школы. Она находилась на территории детского дома. В 5-й класс наша группа должна была ходить в Волосово самостоятельно. Дороги и тропинки были отмечены красными флажками, где можно было проходить. Но когда я чуть не подорвалсь на мине, нас, пять человек, сразу же отправили в Гатчинский специальный детский дом (там находились дети погибших фронтовиков).
В Гатчинском детском доме я пробыла до 1950 года (ходила в свою квартиру). Одна из 250 детей училась в музыкальной школе. Играла на пианино, флейте, балалайке. Я надеялась на то, что мне дадут закончить музыкальную школу, но из ОблОНО Ленинграда поступил приказ: всех переростков отчислить из детского дома.
Директор ездил со мной в Ленинград по всем музыкальным училищам, поскольку я была талантливая девочка. Но нигде не было общежития. И он определил меня в Ленинградский промышленно-музыкальный техникум. Его я успешно закончила и по комсомольской путёвке была направлена в Комсомольск-на Амуре Хабаровского края на авиационный завод им. Гагарина (п/я № 40). Так как я по специальности была техник-технолог по механической обработке древесины (обработка искусственных материалов), то была назначена технологом основного производства. В Комсомольске вышла замуж, родились дети.
Жила и работала в Калининской области. Затем переехали в Подмосковье (Дмитровский район). В 1967 году мой муж получил квартиру в городе Лобня. В то время я перешла на работу в Катуаровский керамико-плиточный завод.
На пенсии я с 1989 года. Занялась общественной работой. Вначале в Совете ветеранов города, затем в 1996 году возглавила городскую общественную женскую организацию. Работу в городе проводим большую, всё не перечесть. Ну а личное моё увлечение — это поэзия.
С 1998 года решила себя посвятить ей полностью. Печаталась в пяти сборниках ЛИТО «Ладога» «Чайки над Лобней», в двух сборниках «Третье дыхание», периодике. Пишу песни. Занимаюсь всем тем, что мне интересно.

Copyright: Галина Журкина

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Одноклассники
Запись опубликована в рубрике МЫ ПОМНИМ, ПИШУТ ДРУЗЬЯ с метками , , , , , . Добавьте в закладки постоянную ссылку.

1 комментарий: Пишут друзья. #ДетиВойны. Блокадное детство. Рассказывает Г. Журкина

  1. Альбина говорит:

    Галина Петровну я знаю давно, с самого начала нашего ЛИТО. Сколько в ней энергии, кипучести, задумок, воплощений задуманного. Это про таких женщин…. Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт…
    Дай Бог ей здоровья и всех благ!

Добавить комментарий для Альбина Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *