Перевод с болгарского — Всеволод Кузнецов
Стойчо Маджарский
РЯЗАНСКИЙ ТЕТРИХ
«… В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжёлых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым –
Самое высшее в мире искусство.»
Сергей Есенин
1.
В Санкт-Петербурге, в бешеную зиму,
река стонала под морозом диким.
А возле церкви сонмы херувимов
мрак разгоняли над Петром Великим.
Казалось, будто конь с крестом церковным,
готовится к прыжку через Неву…
И закачался всадник, медью кован.
Услышав то, что было наяву:
« Я, – гражданин Земли. Я кровью истекаю,
Уже мне в горло врезалась петля»…
А за окном, – злой ворон поджидает
свою добычу, – кажется, – не зря…
Ушёл поэт, оставив нам сомненья…
Как? Почему? – Бьют конские копыта…
Метель следы все скроет во мгновенье…
А на столе, – бумаги лист. Да бритва…
2.
Утром ранним, у реки Оки,
заметался ветер долгогривый,
и, сгустив туманы у реки,
берега укутал снегом, мигом…
Лишь, один чернеет силуэт, –
чёрный человек на крутояре…
«Стоит жить ему, а может, – нет?» –
За поэта он теперь гадает…
Но донёсся колокольный звон,
и, как будто, с ветром повторяет:
«Крепко спит поэт наш вещим сном»…
Чёрный человек о том не знает…
И шумит вода на перекатах,
плещет рыба, где-то вдалеке…
Светлый человек – в лучах заката…
Лезвие блестит в его руке.
3.
В этот день ленивая река
медленно катила свои воды,
за Окой, – кровавая беда, –
притаилась возле огородов…
Чёрный человек на берегу, –
всё ещё сидит и не уходит,
а земля, – давно уже, – в снегу,
небо и река, – тоску наводят…
Чёрный человек, – неумолим, –
он к поэту плыть готов на лодке…
А поэт, – один, совсем один…
Как и был, – возвышенный и кроткий…
Затевают звёзды хоровод,
тает Константиново во мгле…
И на камень кто-то, вновь, встаёт, –
Лезвие блестит в его руке…
4.
Как уснуть в такую ночь поэту? –
И душа его на волю тянет.
Где берёзки, будто свечи, светят,
а у речки жеребцы буянят…
Спят одни, лишь, корабли-дома,
средь лугов, как море, разливанных…
Возвращает жизнь его сама
в милый край, где он всегда, – желанный!
А в ночи гармоника бредёт,
и поёт с хмельными рыбаками…
Женщина поэта к ним ведёт…
Кажется, – с души свалился камень…
Но проходит сладостный обман,
я, – один, среди природы дикой,
и луна, – мне не залечит ран,
по-над степью, серебром разлитым…
…Кладбище московское немеет, –
без того, родного ему, света…
…освещает путь нам и аллею
золотая голова поэта…
_____
Дмитрий Маджарский
В ПАМЯТЬ О С.А. ЕСЕНИНЕ
Так долго, – я одинок…
Как снега.
Как
одноногий клён.
Как луна.
Как бритва,
которая блестит под ней…
Как верёвка
над карнизом…
Как же я, – одинок!
______
Матей Шопкин
***
Ночь горит, освящённая русской рябиной…
Я ночую в шикарном отеле Рязани.
Вспомнил я о поре, о студенческой, милой,
и о том, что на крохотном спал я диване.
Молодой и красивый там жил атеист,
он любил, ненавидел, – с открытым забралом,
и он чаще глядел не на небо, а вниз,
где земные проблемы, как ребус, решал он.
И внезапно, как в некой легенде, однажды,
на диванчик присел один русский поэт.
Он просторы принёс, с духом нежным, куражным,
и сказал, сквозь ухмылку, печально: «Привет!».
Вместе пили тогда. Учиняли скандалы.
Обыватель входил, – будто, некая власть…
Но едва ли, когда-нибудь в жизни, едва ли,
вспыхнет снова такая же чудная страсть…
И сейчас, в этот поздний, но ласковый вечер,
я в рязанском отеле, тоской обуян.
Вспоминаю Серёжу, ту первую встречу,
и грущу, и немного, мне кажется, пьян.
***
В самом сердце России, в Рязани,
всё напомнило отчий наш кров.
Сердце доброе мне подсказало,
что отправиться в путь я готов…
Будто снова застигнут был тьмою,
где Дунайской равнины жнивьё.
Снова звёзды летят надо мною, –
на далёкое детство моё.
Вижу я мальчугана, который
светлячков ловит в сумерках синих.
Опьянён от родных он просторов,
табака и горючей полыни.
А вокруг – дуют ветры шальные,
для меня же, – мир странно затих,
и, как будто цветы полевые,
согревает уста мои стих.
И в мгновения эти весенние
всё бы сердце объять было радо.
И, не зная ещё об Есенине,
становился родным его братом.
Всеволод Михайлович, замечательные стихотворения, и я особенно рада вновь встретиться с творчеством любимого мной Матея Шопкина. Есенинская тема — вечная для России, для поэзии. Образ Сергея Александровича, рождённого «В самом сердце России, в Рязани…», просвечивает в Ваших переводах. Нельзя не согласиться со словами Матея: «Но едва ли, когда-нибудь в жизни, едва ли, вспыхнет снова такая же чудная страсть…».