К 100-летию Н. Плевако. Дело не в огурцах. Проза С. Наумовой-Чернышовой

ПЛЕВАКО Николай Павлович. Родился 8 декабря 1921 года в Новороссийске. Ветеран Великой Отечественной войны.
После окончания войны — литсотрудник Пятигорского радио, разъездной корреспондент «Дагестанской правды», собкор ростовской областной газеты, работник Ростовского и Центрального телевидения.
В 1956 году заочно окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Автор романов: «Полнолуние», «Норд-ост опускает бороду», «Похождения московского бомжа», «Авантюры капитана Бочкарёва», «Сколько мне жить, кукушка?» и других.
Член Союза писателей России с 1981 года. Многие годы Николай Павлович Плевако возглавлял издательство «Феникс плюс» Союза писателей России. За время существования которого в свет вышло немало интересных книг. Шесть сборников литературного объединения «Ладога», также были выпущены издательством «Феникс плюс».
С начала 60-х годов проживал в городе Лобня Московской области. Скончался 11 июля 2008 года.

ЧАСТЬ 1

Отрывки из мини-повести «Дело не в огурцах». Часть 2

***
Вначале, встречая меня, Николай Павлович как и обещал, выглядел «по-спортивному». Постепенно его гардероб приобретал изысканность: появилась фланелевая рубашка в клетку, а потом и брюки с подтяжками. Всегда выбрит, тщательно причёсан, волосы слегка подкрашены. Раз перебрал с цветом и, смущённо проведя ладонью по поредевшим волосам, изрёк:
— Хна, говорят, укрепляет волосяные луковицы… Кстати, между прочим, знаешь сколько лет мне дала мастер в парикмахерской? Пятьдесят пять!
— Ей, наверно самой – восемнадцать?
— Да, девятнадцать. А что?
— Ничего.
Про себя подумала: «У неё после тридцати, все одной возрастной группы».
А Николай Павлович был такой весёлый, залихватски настроенный, желающий верить в свои на много лет моложе, что выглядело сие невероятно трогательно и немножко грустно. Самую капельку. И смешно. Не от того смешно, что он смешон, а от того, что невообразимо забавно и грустно одновременно. Что, Бог знает, какими путями уживаются вместе массивное, огрузлое тело и ясные глаза озорного ребёнка.
Пили чай. Николай Павлович читал вслух статьи из журнала «Слово».

***
Света, мне нужно забрать в издательстве сигнальные экземпляры «Норд-Оста», — речь шла о втором томе, — можешь поехать со мной?
— Когда?
— Да прямо сейчас!
Спонтанность – одна из особенностей однофамильца легендарного адвоката.
— Вот, неугомонный! – констатировала Галя М., – Ведь я ему сказала, через несколько дней будет машина, заберём всё сразу.

***
— Человек за свою жизнь обязательно должен совершить подвиг. У меня их было два: война и литературная дорога.
Николай Павлович много рассказывал и о том и о другом. О встречах с интересными людьми, как молоденьким корреспондентом мотался в командировки по колхозам, о знакомстве с Шолоховым, работе на ростовском телевидении, о друге-литераторе М. Лобанове и дружбе с известным скульптором, авторе мемориальной стены в городе-герое Бресте. Вспоминал любимых женщин. Всегда обо всём и обо всех говорил светло и очень объективно.

***
Внимательно слушал мои рассуждения о людях, событиях, местах, в которых бываю, концертах, выставках. Из Третьяковки привозила ему сувенирчики — календарики, постеры – репродукции работ признанных и не очень художников. Николай Павлович искренне радовался подаркам, с удовольствием рассматривал детали, смеялся:
— Надо же с каким юмором написано!
Юмор и настроение считал критериями искусства.
Из личного дневника:
«Перед сном начала «Кукушку» Николая Плевако. Хотела прочесть всего несколько страниц, но не остановилась пока, не добралась до конца повести».

***
Николай Павлович собрался провожать меня, закрыл дверь, но вспомнив о чём-то, вернулся в дом. Я, обойдя на лестничной площадке двух тридцатилетних мужчин и неприхотливого вида женщину, спустилась вниз. Народ, баловавшийся креплёными напитками и наслаждавшийся табачным дымом, с любопытством провожал меня взглядом.
— Во дед даёт, – донёсся сверху приглушённый голос, – от него то одна, то другая выходят. – покашливание, беззлобный смех, звяканье стекла. – Здрасте, Николай Павлович!
— Здравствуйте, молодёжь! Отдыхаете?
На улице передала провожатому завистливую фразу. Тот хорохорится, доволен. Я ему немножко подыгрываю. А что? Человек ежедневно гимнастику делает, на голове стоит, ледяной водой обливается. Любит окружение красивых женщин. Учитесь! Завидуйте!

***
Из личного дневника:
«Опять начала делать Николаю Павловичу уколы. Поздравила его с Днём Ангела. Обнялись, поцеловались:
— Радость ты моя, – сказал он.
Пили чай с его фирменным печеньем. Беседовали. Я нервничала. Потому что хотела успеть ещё в одно место, а, может, от его переспрашиваний. Плохо слышит. Приходится напрягать голосовые связки».

***
— Алло… Света? Где ты пропадала? Опять на Канарах?
— На канавах, Николай Павлович. В деревне на грядках.
— Чем сейчас занимаешься? Пойдём на прогулку.
— Нет, не пойду. Только что с собакой вернулась с улицы.
— А ты только с собаками гуляешь? С людьми нет?..

***
— Добрый вечер, Николай Павлович! Как поживаете?
— Как? Да по театрам не ходим.
— Скучно живёте, — смеюсь. Он тоже.

***
В прихожей моего друга одеваю шубу. Тот неважно себя чувствует, отпросился не провожать. У меня поранен палец на левой руке, с трудом застёгиваю петли, морщась от боли. И, вообще, в этот день всё расстроилось и не ладилось, и тоска непроходящая по тем, дорогим, кого рядом больше нет…
— Господи, что у тебя с пальцем? Дай помогу.
Помощник ещё тот, но предложение помощи согревает и укрепляет. Вдвоём с горем пополам, справляемся. Чем-то напомнило сказку о Лисе и Волке. Битый не битого везёт. И смех и грех…
— Нет, всё-таки провожу хоть до дороги. О-ох, беда мне с тобой. Галя говорит, чтоб я тебе больше внимания уделял… Я тебя очень, очень жалею.
Полчаса назад за чаем обсуждали, какой смысл на Руси имел глагол «жалеть».

***
Мои года – моё богатство. Порой, подобная роскошь подвержена определённым издержкам, если точнее – забыванию: не нашёл вещи на своём обычном месте, но зато нашёл связь между её исчезновением и посещением определённых лиц. После гостей иногда испарялись: виниловая пластинка с записью концерта Моцарта, пачка чая, очки. Вторая пара.
— Света, ты носишь очки?
— Да, когда нужно смотреть вдаль.
— А читать?
— Нет, у меня очки для близорукости.
— Померяй мои.
— Но они же для дальнозоркости.
— Всё равно померяй, – настаивает.
— Вы что! Передо мной мир расплывается и голова кругом!
— Не подходят? – с сожалением.

***
В Торговом центре встречаю Плевако с Мамонтовой. Галина помогает своему подопечному отовариться. Втроём ходили от одного прилавка к другому. Мне на ночное дежурство, и я покупаю на ужин помидорину, огурец, пару сосисок. Неожиданно Николай Павлович громко восклицает:
— Галя! Света голодает!
Мы в недоумении. Он поясняет.
— У неё денег только на две сосиски. Напрасно убеждаю его в отсутствии необходимости большего, он настаивает на выборе в колбасном отделе всего, чего душе угодно. Еле отбрыкалась от мясного, но сердобольный друг не отпустил без сдобного печенья с начинкой из кураги, которое сам любил.

***
Голос слабый. Просит зайти. Температура высокая, вызвала врача.
— Ждите! В течении дня будет.
Уйти не могу. Хозяин квартиры чуть живой, дверь открыть-закрыть – проблема, уснёт – звонка не услышит. И боится, чувствую, один. Заикнулась об отлучке – паника.
— Алло, скорая! Высокая температура…
— Такой-то, такой-то? Адрес такой-то?
— Да.
— Мы к нему замучились каждый день ездить. Предлагали отвезти в больницу. Не захотел. Дайте аспирин и вызовите участкового.
— Я же вам сказала, в течение дня!
Забывается. Охает. Просит что-то найти. Не могу. Злится.
— Ты, Света, совсем ничего не соображаешь? Да-а, один ералаш у тебя в голове. Поняла?
Вскипаю. Зачем мне… Сдерживаюсь. Вспоминаю историю о Сократе. Как сидел великий логик, этик и психолог с учениками на многолюдной площади и вёл простым языком, граничащим для изысканных эллинов с грубостью, свои знаменитые разговоры в диалогической форме. Сзади к учителю подошёл недоброжелатель и пнул его ногой, но повиватель мысли продолжал как ни в чём не бывало. Один из учеников вскипел.
— Отчего вы позволяете подобное обращение? Обидчика надо в суд!
На что Сократ спокойно ответил:
— Если вас на улице осёл лягнёт, вы его тоже в суд потащите?
Сатисфакция!

***
Везу в коляске Николая Павловича на рентген. Совсем некудышного, расплывшегося студнем, простоявшем на праздничном столе несколько часов.
Лаборантка рентген кабинета заставляла его вытянуться во весь рост. Он бледный, на лице холодный пот, ноги подкашиваются. Сестра покрикивает. От того, что очередь, и он не один, с целью активизировать пациента, таким образом задаёт себе определённый ритм и легче справляется с работой.
Бедолага пытается встать, валится назад в кресло, протестно машет руками:
— Вы не имеете… Вы не имеете права так обращаться со мной.
— Ничего, ничего, — говорю мягко и успокаивающе. Мы вам сейчас поможем. Вдвоём с сестрой кое-как прислоняем его, тяжёлого, обмякшего к аппаратуре. Убегаем из зоны облучения.
— Вздохнуть и не дышать!
Уже в палате, сидя на койке рядом с умывальником, берёт мою руку в свои холодные, трясущиеся ладони. Целует.
— Сколько ещё… хотелось…
После завтра будет последний день пребывания Николая Павловича на земле. «Жизнь не надоедает». – фраза из дневника Плевако.
По дороге домой вспоминаю огромные чёрные, горящие в лихорадке глаза на иссохшем лице другого мужчины, за несколько часов до отбытия его в космическом корабле Вечности.
— Я ведь не успел…
Отчего забирают неокончивших земные дела? Священники утверждают, будто Господь посылает душе освобождение от телесных оков в самый благоприятный для неё момент, когда она уже не может в оном теле развиваться дальше. Оболочка не пригодна? Определена на новое место жительства для дальнейшего совершенствования? Молясь о душах ушедших, мы молимся за живых? Интересно, молится ли кто о нас? За тех, кем мы были раньше? И будут ли молиться за тех, кем нам суждено стать?

© Copyright: Светлана Наумова-Чернышова