Пишут друзья. Глава 9. Русский собор в Ницце. Урок журналистики. Проза И. Беспаевой

ГЛАВА 1
ГЛАВА 2
ГЛАВА 3
ГЛАВА 4
ГЛАВА 5
ГЛАВА 6
ГЛАВА 7
ГЛАВА 8

(Встреча 2–3 февраля 2010 года)

Чуть меньше месяца прошло с последней встречи с Эдуардом Александровичем, приближалось время отъезда домой, все выходные дни были уже расписаны. Но обещание приехать в феврале очень хотелось выполнить, и состояние Барона, в котором я застала его в январе, меня тревожило. Дважды он мне звонил сам, узнать как дела и приглашал в гости. Было решено, что я навещу его в будние дни, если ещё раз получу приглашение. И я позвонила, узнать про самочувствие и спросить, можно ли навестить его в будний день на следующей неделе.
— Конечно, приезжай когда захочешь, я жду тебя в любое время!
— Тогда я приеду в следующий вторник, ближе к обеду. А уеду в среду, хорошо так будет?
— Конечно, хорошо! До скорого, целую!
Январь выдался снежным и холодным, но бывали и солнечные дни.
В день визита, второго февраля, с утра летел снежок, легкий морозец бодрил, но путешествовать в швейцарском транспорте удобно в любую погоду.
С поездом до Сарганса повезло, он был двухэтажным и с очень чистыми окнами, так что любоваться на занесенные снегом окрестности в пути было удобно. За окнами мелькали исключительно чёрно-серо-белые картины, ни пятнышка зелени, ни одного голубого окошка в небесах… Вода и в Цюрихском озере, и в Vallen See тревожного стального цвета.
Пересадка в Саргансе не заняла много времени, мне снова повезло — автобус тоже оказался двухэтажным и с чистыми окнами! Картины за окном цвета не изменили, те же чёрно-серо-белые, лишь в городках их немного разбавляли цветами дома и флаги.
В Лихтенштейне снега было заметно больше, чем в Швейцарии, но ведь это зима!
В автобусе пассажиров было немного, и почти все остались на первом этаже, лишь я и еще одна семья — папа, мама и сын подросток, поднялись на второй этаж. На остановках пассажиров почти не добавилось, зимний безлюдный сезон…
Автобус мягко катил по знакомой дороге, обзору окрестностей из окна ничего не мешало, я сидела одна у верхнего лобового окна, делала фото, радовалась предстоящей встрече. Зимний Рейн был маловодным, на открывшихся отмелях поймы лежали плотные высокие сугробы снега, на деревьях без листвы хорошо были видны птичьи гнёзда. Небо постепенно светлело и после того, как проехали Бальцерс, вдруг, прямо у нас на глазах, куда-то исчезли тучи и ярко сверкнуло солнце! Вс вокруг заискрилось и засверкало тысячами огоньков, слепя глаза. Голубое небо в зимних горах — чудо чудесное!
Последней остановкой автобуса, на котором я приехала, была «Почта». Нужно было ждать другой автобус, чтобы доехать до виноградника, от которого дорога ведёт к вилле Барона. Но я решила пройтись пешком по центральной улице Вадуца и потом до самого виноградника — уж больно хорош стал город при ярком солнце, когда еще доведётся увидеть такое сияние!
На улице малолюдно, неспешно, тихо… Нет уличной торговли, закрыты летние площадки кафе и ресторанов, зимой Штедле смотрится гораздо шире, чем летом. Снега на дороге и тротуарах нет, зато клумбы и газоны засыпаны высокими сугробами. Ресторан Феликса «Реал» открыт, в него вошли двое мужчин — время обеда близко.
У мэрии делаю фото Франца Иосифа II, говорю, что иду в гости к его другу, фото будет приветом. Похоже, он мне улыбается — так тепло светится на солнце его бронзовое лицо… Магазин Барона открыт, в него входит семья, которая путешествовала вместе со мной в автобусе — это единственные туристы, которых я увидела сегодня.
На дороге к винограднику машин мало, прохожих и вовсе нет. Виноградник сверкает чистотой под толстым снежным одеялом, ягод на рябиновом кусту стало заметно меньше — видно, птицы любят этот ресторанчик! На одной из тропинок между лозой, на табличке, в это время хорошо заметной, читаю, что это муниципальный виноградник. Вероятно, поэтому он самый большой и содержится в идеальном порядке!
Выхожу из виноградника и окунаюсь в серость дня — тучи появились внезапно, даже не тучи, а как будто всё окутал туман. Краски померкли, княжеский замок чуть виден… Зима!
Фонтанчик на повороте молчит, из чаши спущена вода, у ограждения угловой виллы, как и у всех на моем пути — высокие сугробы снега.
Вот и мой поворот. Фонарь над почтовым ящиком, табличка с адресом, дорога к вилле расчищена от снега… Звоню в домофон и сразу раздается голос:
— Открываю, поднимайся наверх!
Вот, и сегодня не спустился в гостиную Барон, а ведь говорил, что чувствует себя отлично. Трудная выдалась для него зима…
Вхожу в прихожую, спешу раздеться и подняться наверх, сразу как-то возникло чувство тревоги… У входной двери переполненный ящик с бутылками из под воды, рядом — початый с полными бутылками. Ковровая дорожка без следов ухода, но и не запущенная. На комоде вроде нет перемен, но рассматривать пока не хочется. Поднимаюсь с сумкой и пакетом со сладеньким и оранжевыми наверх, торопливо здороваясь с обитателями лестничного марша. Подумалось, что они тоже не хотят, чтобы я задерживалась для долгих церемоний, как бы говоря — иди, иди, мы подождём…
Вот и спальня, глубоко вздохнув, захожу и вижу приветливое лицо и протянутые навстречу руки! Барон, под пухлым одеялом, заваленный кучей газет и писем, улыбается всё шире и говорит:
— Как хорошо, что ты смогла сделать визит, у нас есть важное дело! Иди, я тебя поцелую и обниму!
— Здравствуйте, Эдуард Александрович! Как дела, Вы стали ленивым мальчиком или ноги опять капризничают?… Почему не в гостиной?
— Специально не пошёл вниз, у нас срочное дело, не хочу время терять на путешествие в моем автомобиле, мы сегодня много работать будем!
— Хорошо, будем много работать! Я работы не боюсь!
Мы сердечно обнимаемся, радуемся и рассматриваем друг друга, как будто не виделись год, а не месяц.
— Почему не спрашиваете, привезла ли я что-нибудь вкусненькое?…
— Зачем спрашивать, ты же привезла мне вкусненькое?…
— Конечно привезла, и вкусненькое, и оранжевые…
— Оранжевые тоже привезла?! Хорошо, что я ещё не позвонил в магазин! Дай,
я тебя за ручки подержу, поухаживаю… — глаза смеются, голос бодрый, милый
хвостик волос на голове…. Тревога моя улетучивается.
— Сейчас иди вниз, делай себе бутерброд, ты с дороги, надо подкрепиться! Это унеси, брось где все мои награды, чтобы не видно было, потом уберут, кто придёт. Посмотри там всё, что интересно и приходи через полчаса. Я новости буду смотреть! Как хорошо, что ты приехала! Нет, эту газету здесь оставь, работать будем! А пустую коробку с едой унеси, уже можно… Это на край отодвинь, мой ужин пусть остаётся… только подогреем вечером и всё, а себе приготовишь что хочешь. Смотри, куда я печку велел поставить. Теперь из социальной службы вечером могут не приходить, я сам могу всё для себя сделать! А то рано надо спать ложиться, я новости пропускаю. Ну, иди!
— Ваши ноги с грелками? Хорошая в них вода? Я могу поменять, если остыла.
— Нет, менять не надо, только удобно всё сделай, и одеяло внизу поправь, сбилось всё!
Поправляю грелки (на одной ноге свежий кровоподтек, не похоже, что от падения, как будто ударился, когда шёл, но я не стала спрашивать, что произошло, вечером за массажем сам расскажет), поправляю одеяло, забираю пакеты с подарками, контейнер из под завтрака, из под кучи газет и писем, что на выброс, показывается микроволновая печь, как раз на уровне протянутой сидя (или лежа?) руки, поставлена на низкую табуреточку у кровати — ещё одно приспособление для самостоятельной, независимой ни от кого, жизни…. Нужные письма, требующие ответа, оставляю на центральном столе в спальне; на нем большие, завёрнутые в целлофан, свертки с бельём из прачечной.
— Эдуард Александрович, сок сделать?
— Сделай! Сегодня мне из бутылки принесли, я его не люблю, но уже выпил. Принесёшь, как сама покушаешь, не торопись! — и Барон углубляется в телевизионные новости…
Иду хозяйничать вниз, не тороплюсь, уже спокойно здороваюсь со всеми обитателями коридора и лестницы. За окнами снова светит солнце. Ненужную уже корреспонденцию несу за барную стойку — а там целый склад макулатуры!
Вперемешку навалены газеты, конверты, коробки, журналы. За месяц их скопилось огромное количество! Пока грелся чай, сделала себе пару бутербродов, сок для Барона, и снова решила совместить еду с обходом гостиной. В ней рабочий «порядок» — на тахте стопка папок, журналы, письма, газеты. Рядом на полу коробки, на них ещё пара папок, видно, что он спускается вниз и активно работает. Это хорошо, значит занят делами и силы у него есть.
На журнальном столике вижу обновку! Книга Ирины Бароновой «Ирина. Балет, жизнь и любовь», новенькая!!! Не удерживаюсь и листаю…
Книга с благодарственной надписью на английском языке, подписана сыном Ирины Робертом. Вот чем я буду заниматься ночью! Когда ещё книга будет переведена на русский?!… А в Цюрихе я её не видела.
Время подниматься в спальню, беру сок и книгу, но потом решаю её оставить — лучше вначале расспрошу про неё…
— Эдуард Александрович, я книгу Ирины Бароновой увидела, когда Вам её прислали?
— На прошлой неделе получил. Ты уехала, я сразу Роберту написал, он и прислал, и поблагодарил, что я помню его мать. Хороший мальчик! Я её уже прочитал.
— Понравилась?
— Понравилась, только про меня там ничего нет, ни одного слова… Я думал, что она напишет про то, как хорошо и весело мы жили, какие вечера устраивали… — и столько грусти в словах, в глазах…
— Но она писала книгу о балете, а не мемуары… — сразу находит он оправдание.
— Можно я ночью её посмотрю, почитаю, сколько смогу?
— Конечно можно, делай что хочешь! И можешь взять, если не успеешь.
— Нет, брать не буду, мне на английском трудно читать. Дождусь, когда выйдет в переводе.
— А ты «Лелика» видела?
— Нет, «Лелика» не увидела! Вы книгу Набокова получили?! Где она лежит?
— Там, у головы, наверное не на виду… Зря я посоветовал её издать…
— Почему зря? Что не так?
— Владимир никогда не издавал книгу, если она не была совершенством… Он всегда долго работал над текстом, правил, много думал, он был большой педант! А последняя книгой ещё не была, он писал свои мысли на карточках, он часто так делал… Это были, как сказать по-русски?…
— Наброски? Черновики?…
— Да, наброски! Книгой они не были… надо было ещё очень много работать, но он не успел, умер…
— Вы не видели эти карточки при его жизни?
— Нет конечно! Он никому не показывал, если книга не была готова!
— И Дмитрий Вам их тоже не показал, когда приезжал?
— Нет, они же в банке в Швейцарии хранились, и после его смерти, в Монтре, жена их оттуда не забрала, велела Дмитрию их взять и сжечь…
— Эдуард Александрович, что поделаешь, книга вышла… И это не плохо, если люди смогли узнать, из каких мыслей писателя получались его шедевры, это  тоже очень большое дело. Да и литературоведам будет большая польза, наверное, книга была нарасхват…
— Конечно нарасхват, её же ждали с огромным интересом!!!
— Значит, такая у этой книги судьба. Она все равно принесёт пользу!
— Теперь на русском должна выйти.
— Буду ждать, обязательно куплю.
— Не покупай, не надо, трудно читать.
— Хорошо, раз Вам кажется, что не стоит мне её читать, то не куплю. Хорошо, что Вы мне это всё рассказали…
— Ну, тогда давай делами заниматься! У нас много дел сегодня, должны всё успеть! Дай мне вон ту газету, которую я оставил, «Русскую мысль», я её на прошлой неделе получил, она по средам выходит в Париже.
— И что там, в «Русской мысли»?
— Как что? В Ницце суд отдал православный собор России!
Эдуард Александрович листает большие страницы объемной еженедельной газеты, находит нужную статью и велит мне читать.
Читаю вслух, и меня снова наполняет прямо-таки отчаяние, как при чтении судебных хроник, которые появились в прессе после объединения церквей…
«Суд Ниццы признал Российскую Федерацию единственным законным владельцем русского православного собора Святого Николая в этом городе, имущества храма и прилегающей к нему земли. Такое решение было принято в среду на заседании суда, сообщает «Интерфакс» со ссылкой на представителя православной общины Парижа.
Судебный процесс по вопросу о принадлежности русского собора в Ницце начался четыре года назад.
Храм был спроектирован профессором Петербургской Академии художеств архитектором Преображенским в стиле московских и ярославских храмов конца XVI–XVII вв. (Наподобие храма Василия Блаженного в Москве). Первый камень был заложен 12 апреля 1903 года — в день кончины цесаревича Николая.
Постройка храма была осуществлена на земле, принадлежащей императорской фамилии. В 1908 году, когда работы были приостановлены из-за недостатка средств, необходимая сумма была пожертвована императором Николаем II.
Освящение храма состоялось зимой 1912 года в день святого Николая, и церковь сразу получила статус собора: таким образом, он стал первым русским собором за границей. Его прихожанами вскоре стали многочисленные русские, эмигрировавшие из России после революции. Многие из них были похоронены здесь же, на русском кладбище в Ницце.
В начале ХХ века министерство двора Российской империи передало храм в аренду приходской общине сроком на 99 лет. В 1920 годы приход подчинился Константинопольскому патриархату. Аренда истекла в начале 2008 года.
Отец-настоятель Свято-Никольского собора протоиерей Иоанн, представляющий сторону Ассоциации, выразил удивление «столь категорическим решением суда». Он отмечает, что тема эта сама по себе юридически очень сложная, и простое решение без нюансов здесь невозможно. «Наш адвокат Антуан Шатен сказал, что никогда не видел такого дела за всю историю французского правосудия» — заявил отец Иоанн изданию GZT.rue, отметив при этом, что адвокат Ассоциации сделал всё возможное, чтобы выиграть процесс.
Православная Ассоциация Ниццы подаст аппеляцию в суд города Экс-ан-Прованс на сегодняшнее решение суда. «Право на собственность отстаивает Россия, а мы своего рода религиозная юрисдикция. Что теперь предложит нам Россия? Видимо, им останется нас просто выгнать. Мы же судимся не с Русской Православной Церковью, а со светским государством», — говорит отец Иоанн.
Адвокат Антуан Шатен, тем временем, настроен по боевому. «Битва идет, война не закончена, поскольку, естественно, мы подадим аппеляцию. В частности, из-за мотивировок суда, и того факта, что, суд, кажется, забыл, что Ассоциация не участвует в этом арендном договоре, о котором сегодня говорят», — сказал адвокат.»
Прочитала, а сказать нечего…
— Вот это еще читай! — Барон перелистывает газету и снова подает её мне.
Внизу страницы обведено ручкой:
«Суд высшей инстанции Ниццы 20 января 2010 года назвал Россию собственником Свято-Никольского православного собора в Ницце. В российском посольстве убеждены, что Собор Святого Николая в Ницце должен остаться «общим культурным достоянием русского и французского народов и местом собрания и духовного окормления всех православных верующих независимо от того, живут ли они на Лазурном берегу или приезжают туда ненадолго. При этом, единственное изменение, которое Россия считает нужным внести в существующее положение вещей — упразднение платы за посещение собора туристами.»
— Эдуард Александрович, снова разлад, снова распри, снова суды…
— А как ты хотела?… Все хотят свои порядки… Не слушают друг друга… Я хочу в газету письмо написать, но мне трудно много писать на русском. Поэтому я тебе буду рассказывать, ты всё запишешь и потом составишь письмо, я его проверю и поставлю свою печать. Завтра, когда поедешь домой, опустишь письмо в ящик. В пятницу оно будет в «Русской мысли», во вторник уйдёт в печать и выпуск в среду будет с моим письмом! — всё рассчитано, всё продумано, корреспондент газеты проснулся и максимально быстро работает!
— Сейчас иди вниз, ищи бумагу и я буду тебе рассказывать историю нашего собора. И принеси ещё такое чёрное, не знаю, как называется, у стены увидишь. Я вчера стекло там разбил, его нужно вытащить и убрать, только не в общий мусор, отдельно.
— Хорошо, сейчас поищу. Что там на чёрном изображено? И, кстати, где Ваш браслет?
— Фотографии, ты увидишь. Стекло осторожно убирай, не порежься, и на полу убери. Браслет вон лежит, ты приехала, зачем мне браслет?
Спускаюсь вниз, беру бумагу в кабинете, и иду искать «чёрное» с разбитым стеклом. Им оказывается не очень больших размеров картонный плакат, вставленный в чёрную рамку, и на нем разбито стекло. Плакат у стены возле шкафа в коридоре, я его не мгла увидеть из коридора или гостиной, он стоит в закутке у гостевого туалета. Часть стекла осталась в рамке, часть разлетелась по полу.
Значит, Барон не смог сам идти и держать его в свободной руке. Ну почему он так упрямится и не желает принимать помощь?…
Убираю стекло в плотный бумажный пакет, приходится разбить остатки в плакате на более мелкие осколки, проверяю, не остались ли стеклянные занозы, но плакат, не удерживаемый стеклом, выпадает из рамки, я проверяю края на занозы, протираю его и теперь он совершенно готов «работать» вместе с нами.
— Эдуард Александрович, я готова, правильно я нашла «чёрное»? Это по русски плакат.
— Да, плакат, как я забыл это слово?… Давай его сюда, буду тебе показывать и рассказывать, это интересная история. Садись вот здесь! Как жалко, что я его разбил… Не смог удержать… Так ножки мои меня подводят, ударился сильно… Сегодня ужинать будем в семь, как всегда.
Усаживаюсь на кровати в ногах Барона, на твердой папке листы чистой бумаги, и я готова слушать и писать.
Рассказ был долгий, подробный, паузы были короткими, лишь для того, чтобы я успевала записать то, что он говорил. Я радовалась, что в жизни мне приходилось много писать, не печатать, и моей скорости вполне хватало, чтобы делать подробные наброски будущего письма. Иногда Эдуард Александрович говорил: — «это не пиши, это только для тебя, для письма в газету это длинно, никто читать не будет»!
И почти до шести часов, без перерывов, мы работали. Во благо православного Русского собора в Ницце, с которым у Эдуарда Александровича были связаны многие главные события в жизни.
Когда Барон закончил свой рассказ, пронумеровала листы по порядку, их получилось много, и прочитала ему всё, что записала.
— Всё правильно, ничего не пропустила. Теперь напиши понятно и завтра отправим письмо, как раз успеем к следующему номеру! Всегда надо быстро отвечать на новость, потому что через две недели это уже не новость, могут ничего не понять, и не обратить внимание на важное событие.
Решаем, что «писать понятно» я буду ночью, после массажа, внизу, на удобном столе.
В половине седьмого Барон велит спускаться в кухню, греть чай, готовить себе еду и подавать в семь, у него сейчас будут новости.
— Эдуард Александрович, что у Вас на ужин, может быть что-то снизу ещё принести?
— Снизу сама знаешь, что я жду. Остальное всё уже здесь, греть нужно одну минуту! — и он включает свои новости, а я спускаюсь в кухню.
За ужином продолжаем говорить о соборе Ниццы, уже ничего не записывая.
Я слушаю, не перебивая, не задавая вопросов, восхищаясь его справедливостью и пониманием, огромным желанием уладить дело миром, на благо всех и вся, не жить обидами, ведь жизнь меняется, не стоит на месте, и если бесконечно долго пережевывать ошибки и несправедливость прошлого, то не успеешь сделать в жизни ничего полезного. Нужно делать так, чтобы всем было хорошо сейчас, пока можно радоваться жизни и добрым делам — своим, своих друзей, родных, своей страны, чтобы было как можно больше пользы.
А вот десерт не располагает его к беседе… Десерт нужно вкушать молча и с наслаждением… А мне снова так хочется его сфотографировать, и фотоаппарат ведь рядом, но не решаюсь спросить разрешение…
— Как хорошо, что ты всегда помнишь, что я сладкоежка…
— Вы можете сами себе заказывать сладенькое! Делаете же Вы заказы в магазин, пусть и пирожные приносят.
— Здесь нет вкусных… У нас нет такой кондитерской!
— А говорите, что можете кушать всё, не привереда…
— Иногда хочется вкусненького! — смеется Барон.
Ужин закончен, до массажа и сна ещё много времени, может быть, ещё о чем-то интересном удастся поговорить. И я же ещё не узнала, как дела у Виржинии, у Людмилы с Киисом, у Казмиры. Как поживают кузинка и тетушка, марки для неё везде бросаются в глаза.
Уношу посуду на кухню, предварительно получив задание принести конверт и марки с подоконника, и лист гербовой бумаги для письма в «Русскую мысль» — необходимо убедиться, что у меня все будет под рукой.
Возвращаюсь и получаю новое задание — нужно найти в газете адрес редакции и телефон.
— Завтра утром позвоню в Париж, в газету, надо объяснить, почему я решил написать свою точку зрения.
— На последней странице, в самом низу адрес и телефоны.
— Нет ничего, я не вижу, смотри сама!
На положенном месте действительно нет ни адреса редакции в Париже, ни телефона. Значит, они на первой странице — где им еще быть? Нахожу номер телефона, только в Лондоне…
— Эдуард Александрович, лондонский телефон есть…
— Зачем мне лондонский? Газета в Париже выходит!
Начинаю искать на всех страницах весьма объемной газеты. Ничего не нахожу. Проверяю ещё раз, тщательно читая всё, что напечатано меленькими буквами внизу каждой страницы…
— Эдуард Александрович, нет адреса и телефона в Париже, только телефон в Лондоне!
— Такого не может быть, дай очки, я сам найду! — и он углубляется в поиски.
Минут двадцать шуршит и шуршит страницами, ничего не находит, сердится, велит подать телефон — сейчас всё узнает в Лондоне! Я не решаюсь сказать, что время почти восемь часов, редакция может быть уже закрытой. Все равно он должен убедиться сам! И вдруг, через минуту:
— Алле! С кем я говорю? Я звоню из Вадуца, столицы Лихтенштайна, я барон Фальц-Фейн, хочу узнать телефон и адрес редакции в Париже, можете мне помочь? — и некоторое время слушает ответ.
Потом протягивает мне трубку и велит писать, но лицо не очень довольное.
— Добрый вечер, с кем я говорю, меня зовут Ирина Беспаева.
— Добрый вечер, я Ольга Белова, секретарь.
На слух голос молоденький.
— Будьте добры, продиктуйте мне адрес и телефон редакции в Париже.
— Адреса я не знаю, и номера телефона тоже…
— А не поможете мне связаться с господином Лупаном, у барона Фальц-Фейна важное дело к нему и мы ищем какие-нибудь контакты. Может быть, Вы знаете адрес его электронной почты? — вдруг осеняет меня здравая мысль…
— Да, у нас есть его e-mail, и редакции тоже, записывайте!
— Ольга, а мы можем сделать так — Вы запишете мой электронный адрес и вышлете мне оба адреса, я буду Вам очень благодарна!
— Конечно, диктуйте, рада буду Вам помочь!
Так я заполучила e-mail господина Лупана, и лондонского, и парижского офисов редакции, на всякий случай…
— Оленька, спасибо Вам большое, дорогая, Вы нас необыкновенно выручили, простите за поздний звонок, Эдуард Александрович тоже шлёт свою благодарность, доброй ночи!
— Зачем ты взяла эти адреса, что с ними делать?
— Эдуард Александрович, я приеду домой, напечатаю Ваше письмо и вышлю его господину Лупану на электронный адрес, он его моментально получит, это быстрее, чем факсом пересылать! И даже фото Вашей семейной реликвии можно будет отправить в редакцию, если завтра я ее сфотографирую, сегодня темно, от вспышки блики будут. А завтра всё прекрасно получится! Ну что, хорошо мы поработали? Давайте ко сну готовиться! Вы — в ванную, я постель и грелки приготовлю. Массаж сделаем и я вниз пойду, у меня много работы на ночь!
— Да, хорошо получается… Как ты всё про Интернет знаешь! Ну как это можно — в газете адреса и телефона нет! Никогда такого не было! Помоги мне, теперь тут тесно из-за печки, могу уронить её…
Провожаю Барона в ванную комнату, удобно раскладываю подушки, расправляю одеяло, нахожу банку с «лошадиной» мазью. На столике появилась коробочка, в которой сложены лекарства — исключительно ментоловые карандаши, если вдруг носу станет трудно дышать, упаковка с алтайским мумие, тюбик мази «Спасатель», никаких таблеток, ни сердечных, ни для головы…
Массаж закончен, кровоподтек намазан «Спасателем» (один друг прислал, говорит, синяки быстро проходят!), ноги укутаны и обложены грелками, напущен «хороший» воздух, поддоны на батареях наполнены до краёв, а на часах почти десять. Долго же мы искали, как связаться с господином Лупаном…
— Ну, теперь иди, бери ванну и занимайся, чем хочешь, я буду спать!
— Чем хочу, не смогу, мне же письмо писать нужно…
— А разве ты не хочешь его писать?… — лицо Барона расплывается в хитрой улыбке.
— Конечно, хочу!
— Тогда иди и пиши, не сиди долго, спать надо много, чтобы силы были! И ванну возьми! — он ещё раз напоминает мне про гигиену…
— Спокойной ночи, Эдуард Александрович, добрых снов!
Время за составлением письма пролетело незаметно, к началу первого ночи оно было готово. Я постаралась как можно более полно и подробно сохранить весь рассказ Барона, ничего не упустив… Ещё раз пережила его воспоминания, удивляясь памяти, знанию всего, о чём он мне рассказал. Это было знание очень прочное, полученное не из учебников истории, а из его долгой жизни, из рассказов деда, матери, в связях со многими людьми, оказавшимися волею судьбы в эмиграции, из фамильных документов, которые он сохранил и знал наизусть.
И я ещё раз убедилась в том, что он абсолютно прав, говоря о себе: «Никто лучше меня не знает прав наследования русского престола в настоящее время!». Это когда мы с ним разговаривали о князе Юрьевском и Марии Владимировне с сыном Георгием, про захоронение царских останков в Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге, где присутствовал и Эдуард Александрович.
Письмо составлено, прочитано, поправлено, ещё раз прочитано для верности, как бы сторонним читателем… Барону должно понравится, все важные моменты в нём отражены. И ещё есть время полистать-почитать книгу «Ирина. Балет, жизнь и любовь», она лежит на столе рядом и ждет, ждет, ждет… И на том же столе лежит свежая Почетная грамота от Кабинета Министров Украины, подписанная Ю. Тимошенко. «Награждается Фальц-Фейн Эдуард Александрович за выдающийся вклад в сохранение и развитие биосферного заповедника «Аскания-Нова» 2009 год.
Конечно, нужно сфотографировать и книгу, и грамоту. И ещё решаю осуществить свою давнюю задумку — сделать фото всех страниц гостевой книги Барона, в ней столько оставлено благодарностей и добрых пожеланий от гостей, а гостей за долгие годы здесь побывало великое множество. Но через какое-то время, сделав с десяток кадров, я оставляю эту затею — света не хватает и аппарат работает только со вспышкой, оставляя блики на листах. Может быть завтра, при дневном освещении, успею её перефотографировать, да и разрешение нужно всё же спросить, хоть мне можно делать всё, что я хочу. «Конечно можно, делай всё, что хочешь, ты же гостишь у меня!» — это ответ на все мои просьбы что-то сфотографировать, или почитать, или посмотреть…
Теперь можно и книгу читать… Люблю мемуары, они, в основе своей, правдивы, искренни, позволяют окунуться в жизнь человека и времени с головой.
В книге масса фото, шрифт крупный. И моего «школьного» английского вполне хватает для довольно беглого чтения. Выручает «подкованность» в предмете повествования, так как про балет Сергея Дягилева, плеяду его славы, я начитана на русском языке давно и читаю всё, что попадает на глаза, до сих пор.
В четыре часа то ли ночи, то ли утра, я пошла спать, вполне счастливая и сонная! Но вернулась, чтобы найти «Лелика» Владимира Набокова…
Книга «The Original of Laurа», небольшого формата, красиво изданная, лежала среди книг в изголовье тахты Барона, действительно не на виду. Я её полистала, но читать на своём «трудном» английском не стала. Уже очень хотелось спать…
Рассвет не позволил спать долго — я не люблю задернутых штор на окнах и рассветы для меня отличные будильники! Окна всех спальных комнат на вилле Барона выходят на восток, и спальни расположены на втором этаже. Вилла стоит на горе, выше всех своих соседок и соседей. Так что ничто не закрывает от глаз горную гряду Швейцарских Альп за Рейном, которая постепенно проявляется на фоне светлеющего неба. Небо — без облачка! День обещает быть погожим и солнечным. Я долго любуюсь его началом, потом иду вниз, проверить, не хотят ли пить цветы — в гостиной хоть и не жарко, но батареи высушивают воздух и цветы нужно часто поливать.
Да, цветы хотели пить, особенно фикус в кабинете, он даже сбросил пару листьев от жажды. И белоснежная орхидея была рада погрузить свои корни в глубокую чашку с водой и напиться на пару недель вперед. А за окном начали хозяйничать синицы и воробьи. Для них, вдоль всего окна у тахты Барона, на длинной толстой ветке с несколькими веточками потоньше, положенной поверх цветочных вазонов, развешаны в сеточках колобки из разных семян и круп. Даже здесь всё продумано до мелочи — раз птица поела, значит ей нужно тут же и отдохнуть — не лететь же для этого в гнездо!!!
Вышла на терассу, она лишь вдоль стен свободна от снега, везде подальше его очень много, так что прогулка была в стиле «постоять на свободном месте» и подышать вкусным морозным воздухом.
Время близится к восьми часам, решаю проверить, как спит Эдуард Александрович. А он уже не спит! И, похоже, не только что проснулся…
— Доброе утро, Эдуард Александрович! Как спалось?
— Хорошо спал, как младенец! Ничего сегодня не смотрел! Почтальон опаздывает, сколько уже время, дай-ка часы…
— Нет, не опаздывает, время скоро восемь, сегодня Вы не по расписанию проснулись!
— Да ты что?! Надо же, а выспался, как будто двенадцать часов спал! Давай, раскрывай окна! Сама как спала, долго писала?
— Сегодня будет солнечный день, так хорошо на улице. Птицы на завтрак прилетели, наелись, отдыхают уже! Я хорошо выспалась, успела и письмо написать, и книгу прочитать.
— Тогда иди, готовь завтрак, не будем ждать почтальона, работать будем!
Раздвигаю шторы на окнах, помогаю подняться Эдуарду Александровичу, провожаю до ванной комнаты. Вроде, идти ему легче, чем вчера вечером, может быть и погуляет после утреннего туалета. Открываю балконную дверь, пусть «хороший» воздух на всякий случай наполнит спальню, пока не понятно, где пройдет наш сегодняшний день. Прихватив остывшие грелки, спускаюсь вниз готовить завтрак.
Почтальон позвонил ровно в девять часов, когда мы уже с аппетитом поглощали хлеб с маслом и медом, запивая его хорошо горячим молоком с какао. Выйдя из ванной, Эдуард Александрович сказал, что вниз и сегодня не пойдёт, только постоит у окна и посмотрит на небо. Поэтому мы устроили стол прямо на кровати.
Закончив завтрак, решили, что работать лучше после того, как будут просмотрены почта и теленовости, это много времени не займёт, потому что ничего инётересного в мире не происходит, смотреть и читать почти нечего.
За завтраком беседовали о том, как выросли деревья, посаженные Бароном много лет назад, особенно крохотная ёлочка, всего в метр высотой, и березка, что у входа на виллу. Ёлочка превратилась в огромную ель, практически полностью закрыв собой княжеский замок, если смотреть на него из торцевого окна в спальне. Чтобы увидеть замок, нужно выйти на балкон с восточной стороны, да и то не весь замок виден. Березка разрослась так, что стала много выше трех этажной виллы…
В половине десятого снова раздался звонок — пришел посыльный из социальной службы — забрать контейнер из под вчерашнего ужина, и оставить ужин сегодняшний в таком же. Завтрак на сегодня был отменён ввиду моего визита.
Почему нельзя доставлять завтраки и ужины отдельно, чтобы не греть ужин в микроволновке? Ведь здесь все так рядом, на машине за десять минут можно проехать весь город! Или это распоряжение Барона, чтобы никто его лишний раз не тревожил своим присутствием? Да, точно! Он же сказал, что теперь, с печкой, он может сам греть ужин и ложиться спать в девять, а не в шесть, служба-то работает до шести!
— Ну, давай читать, что у тебя получилось! — выключив телевизор и отложив на край кровати нужную корреспонденцию, которой оказалось немного, говорит Эдуард Александрович.
— Ну, слушайте, что вы хотите сообщить господину Лупану…
И я, с выражением, как учили нас в школе, читаю Барону его письмо, а он, не перебивая, внимательно слушает… По лицу не понять, доволен или нет.
А по литературе-то у меня были только одни пятерки, так что я никак не ожидала услышать, когда закончила читать ЕГО письмо:
— Нет, так не пойдет! Это никто не будет читать!
Под ложечкой заныло…
— Вы, русские журналисты (?!!!!!!! — это выражение моего лица), не умеете подавать материал! Вы пишете длинные тексты, правильные, но их же невозможно читать, нельзя сосредоточиться на главном!
Нужно то, что хочешь сообщить, выразить коротко и ёмко, чтобы сразу была видна основная мысль, потом переходить к следующей мысли, снова подчеркивая главное, и так до конца статьи! Нужно все время держать читателя интересом, чтобы не сорвался с крючка, чтобы все время думал — а что там дальше, чем дело кончилось, что нужно сделать? А у тебя сплошной рассказ! Это не интересно!
Хорошо, что Барон говорил долго и произнес слова «сплошной рассказ»…
— Давайте я разобью текст заголовками к каждой части, их всего пять-шесть получится. Я ещё раз буду читать, частями, как я их для себя вижу в тексте, а Вы можете придумать заголовок к каждой из них.
— Давай, надо что-то делать!
И я читаю абзацы текста письма, которые голосом, вероятно, выделила не точно. Вводную часть оставили без заголовка, следующий абзац получил заголовок «Александр II», следующий — «Часовня цесаревича», потом «Свято-Никольский собор», за ним «Эмигранты» и последний абзац был назван коротко «Суд». Все заголовки были лаконичными, без эмоций и действительно отражали суть рассказываемых в письме фактов. Эдуард Александрович был сосредоточен, моё чтение слушал внимательно, замечаний снова не делал, только диктовал заголовки.
— Теперь я прочитаю абзацы с заголовками, потом решим, что еще нужно исправить.
— Читай!
И я читаю текст с заголовками, я знаю его уже наизусть…
— Вот и всё, что у нас пока получилось. Говорите, что нужно изменить?
— Зачем менять? Теперь всё получилось как надо. Ты написала очень хорошо, ничего не забыла, мои слова не перепутала. Всегда пиши, как я тебя научил, твои статьи будут нарасхват! — лицо Барона расплывается в добрейшей улыбке, а мне нужно срочно прогуляться, стресс есть стресс…
— Эдуард Александрович, я отлучусь на минутку, потом перепишу письмо начисто, начало на гербовой бумаге…
— Ты не взяла гербовый лист? Вчера же нашла!
— Я знала, что могут быть замечания, зачем на нём сразу писать?
— Хорошо, что ты его не испортила! — вот и похвала моей сообразительности прозвучала, можно успокоиться и завершить свой первый журналистский труд… хорошо, что я была под присмотром!
Эдуард Александрович включает телевизор, а я иду вниз, писать удобней на столе. Закончив чистовой вариант, сразу приготовив сок из оранжевых, захватив коробочку с личной печатью, поднимаюсь в спальню, ещё надо фото семейной реликвии сделать. Я даже не заметила в волнении, что погода за окном изменилась — яркое солнечное утро сменилось унылым серым днем, хватит ли освещения для фото?…
— Вот, теперь все готово, давайте подпись и печать ставить. И сок Вам сделала, будете пить?
— Буду, потом. Сейчас ещё одно письмо напишу, надо господину Лупану личное письмо приготовить. Почтой пошлёшь, когда он адрес пришлет. Неси ещё гербовую бумагу!
Письмо Барон писал сам, я только подсказывала, как пишется та или иная буква — когда редко пишешь на русском, буквы забываются… Письмо было коротким, уместилось на одном листе, и в нём было разрешение на сокращение рассказа, который получит редакция. Как журналист, Эдуард Александрович знал, что значит каждый квадратный сантиметр газетной площади, а его сообщение было срочным, а не плановым, для него заранее место не готовилось.
— Теперь осталось фото сделать. Я ближе к окну пойду. А может быть сделать кадр — Вы держите реликвию в руках? Хорошо будет.
— Нет. Я же не одет для такого снимка. И я сегодня в постели. Иди сейчас на балкон, ставь на пол против света, и фотографируй, хорошо, что солнце ушло! Несколько кадров делай, потом лучший выберешь! И посмотри там на горе, вчера ночью вишня упала, я из окна не вижу, а на балкон выйти не смог. Дверь не закрывай, пусть воздух идёт!
Выхожу на балкон, сразу смотрю на гору. На ней, довольно далеко от дома, лежит могучий ствол с вывороченным огромным корневищем. За ним выше ещё много деревьев, ограждения не видно. В направлении княжеского замка тоже растут деревья, но не понять, плодовые или нет. Как много, оказывается, земли, занимают владения Барона. Не зря он частенько говорит, что князь — его сосед по горе. А до князя долго идти…
Вначале я делаю несколько кадров с упавшей вишней, максимально приближая её зумом. Потом устанавливаю плакат у стены и фотографирую его — по нескольку раз общий вид и отдельно, крупно, детали. Теперь в редакции «Русской мысли» смогут рассмотреть, и даже прочитать надписи к фотографиям на бесценной семейной реликвии. Я довольна своей работой. Можно её и Эдуарду Александровичу показать.
— Смотрите, как всё получилось. И вишню Вашу сфотографировала. Странно, что она упала зимой, земля мёрзлая, твёрдая, а её с корнем вырвало…
— Ну-ка, давай, как хорошо придумала! И что могло случиться, ветер, наверное, поднялся. Так загрохотало, что я проснулся. И долго не спал потом.
Смотрим фото, Барон недоумевает — вишня была ещё молодая, и вишни были очень сладкими! Погоревали вместе.
— Садовника надо вызывать, пусть всё распилит на дрова! Хорошо фото сделала, всё понятно, что есть на плакате, и письмо, которое мама всем рассылала, не забыла снять. Хороший материал для газеты будет, мы хорошо поработали! Теперь давай сок пить! Иди на кухню, готовь себе обед, устала, наверное. Я много сегодня тебе поручений давал!
— Ничего, главное, мы всё успели сделать, и ещё время осталось на поговорить! Эдуард Александрович, сейчас зима, Вы камин зажигаете, может бумагу в нём понемногу можно использовать, для растопки дров? Там за стойкой уже гора выросла. Жалко, времени мало, я бы всё аккуратно могла сложить. Почему Ваши помощники всё в кучу сваливают, как попало?…
— Как можно бумагу в камине жечь? Меня сразу оштрафуют! Сразу прибегут, как мой дым увидят! Бумагу только пачками принимают, чтобы переработать, я раньше е сам связывал, теперь просить надо, не могу наклоняться и стоять трудно…
— Да, мы тоже бумагу раз в месяц в макулатуру сдаём, везде всё одинаково, строгие правила… — я ухожу на кухню, я действительно проголодалась, вернее — переволновалась, а такого в доме Барона со мной никогда не случалось! Ну, разве что однажды, когда я нарушила время визита, и было это очень давно, всё уже забылось…
Подкрепившись, привела в порядок кухню, тахту Барона, стол, на котором работала, и поднялась к нему. Времени, чтобы переснять гостевую книгу, было мало, да и лучше мне побыть с ним рядом.
— Эдуард Александрович, почему бельё из прачечной на столе, оно окно Вам загораживает.
— А ты убери его в шкафы в коридоре. В понедельник принесли, я ещё не успел убрать!
— Вы сами его убираете?
— Иногда сам, но сейчас мне трудно, а кузинка или племянники придут в субботу, вот оно и лежит. Шкафы открой и увидишь, что куда положить. Ты пуговицы умеешь пришивать?
— Умею…
— Тогда в ящике, в том комоде, найди нитки с иголкой, слева увидишь. На пододеяльнике, который в пакете, две пуговицы оторвались и у меня всё проваливается! Пуговицы в мешочке тоже там, ищи!
Разбираю бельё и складываю стопками в шкаф у ванной комнаты, полотенца, простыни, наволочки, пододеяльники, нахожу один без пуговиц, принимаюсь за дело…
— Хорошо, что ты умеешь шить! Я раньше всё сам пришивал, никого никогда не просил. Меня мама всему научила, когда мы в эмиграцию попали, она всё умела делать сама — шить, вязать, еду готовить, овощи сама растила. Трудно ей было, но она всему учила нас с сестрой, мы умели всё, поэтому выжили!
— И я от мамы всему научилась, она росла в войну, и тогда тоже нужно было всё уметь. Много у нас с Вами общего в умениях! Главное, мы хотим уметь!
— Ты быстро учишься, из тебя выйдет хороший журналист, пиши, тебе обязательно надо писать! Книгу вон какую написала, надо продолжать!
— Так Вы что, увольняете меня из сестёр милосердия? И из секретарей тоже? А я помню, что Вы ещё назначили меня своим официальным представителем в Казахстане, и в Средней Азии…
— Нет, зачем тебя увольнять?… Ты всё можешь делать по очереди!
И мы весело смеемся! Я рада, что оставлю его в хорошем настроении.
— Вот, все готово, нитки с иголкой кладу на место, пододеяльник тоже, хорошо мы с Вами со всем справились! Давайте на прощание еще раз массаж сделаем, просто с кремом, и я грелки поменяю.
— Давай, делай, только вначале иди, подарки домой возьми! И сейчас я тебе чек дам, пойдешь, и деньги в банке получишь, у меня дома кончились.
— Хорошо, массаж сделаем, и я за деньгами схожу, до автобуса много времени. Заодно прогуляюсь. Домой можно поехать и на следующем автобусе, если на свой опоздаю, не страшно, я научилась одна ездить!
— Зачем тебе туда-сюда ходить? Когда пойдешь на автобус, тогда в банк зайдёшь и получишь сто франков, на билет, я уже позвонил, тебя будут ждать!
— Эдуард Александрович, опять Вы за своё! Есть у меня билет, в банк не пойду! И билет стоит пятьдесят, Вы же знаете!
— Тогда у тебя будут деньги снова ко мне приехать. Ты не можешь не ходить в банк, там тебя ждут, некрасиво будет, — спокойно объясняет мне ситуацию Барон, глаза смеются, он обхитрил меня!
Приходится взять чек и положить его в кошелёк…
Массаж, просто с кремом, закончен, снова смазываем кровоподтек «Спасателем», он и вправду вроде помогает, припухлость спала, и синяк местами пожелтел — пошел на убыль.
— Заживает Ваш синячок, пару дней и болеть перестанет… — я укутываю ноги полотенчиком, рядом, по обе стороны, пристраиваю грелки, поверх одеяло, вот и все заботы сестры милосердия… Да, ещё же браслет нужно не забыть на руку надеть!
— Это разве синяк?! Вот после гонок у меня настоящие синяки были! И ран сколько, сама видела, — Барон, от «приятных» воспоминаний даже зажмуривается, мечтательно так…
— Давайте-ка руку, браслет наденем!
— Я сам надену, не маленький! Иди вниз, бери подарки, в теплом леднике всё лежит!
— Хорошо, сам так сам, но при мне! Я помню, где подарочки для девочек, они рады будут, всегда ждут, что Дедушка Барон им пришлет «шоколадов»! Спасибо Вам за заботу! Да, а где Ваш банк, раз уж я не могу туда не пойти? Где я его найду?
— Ты не знаешь мой банк? LGT! Пойдёшь от Красного дома вниз, повернёшь налево и там не далеко, увидишь! Тебя встретят!
Вот и заканчивается очередной визит, после него мне впервые в жизни предстоит поработать с главой редакционной коллегии газеты «Русская мысль», совершенно мне не знакомой, но которую еженедельно читает Эдуард Александрович. Надеюсь, я справлюсь с заданием. Мы ещё раз быстро обсуждаем наши дальнейшие действия и прощаемся.
— В поезде садись с правой стороны, и позвони, как приедешь! Иди, я тебя обниму!
— Обязательно позвоню, буду звонить каждый день, пока не напечатают Ваше письмо, не волнуйтесь! И не сразу дверь открывайте, пожалуйста…
— Открою как надо! Ну, с Богом…
Посетив банк Барона, в котором меня действительно ждали, получив сто франков наличными, за сегодняшний и будущий билет, так как женщины не должны приезжать к нему в гости за свой счёт, я села в автобус на Сарганс, который снова провез меня через Триесен и Бальцерс. Пассажиров было мало, никто не мешал думать, глядя в окно. Думалось о размышлениях Эдуарда Александровича, которому очень хотелось всех примирить, и чтобы жизнь Собора, его ровесника, не была нарушена необдуманными решениями…
И не выходили из головы слова адвоката, проигравшего процесс и рвущегося в новый бой. Четыре года неспешных судебных разбирательств кормили и поили его, судей, судебных клерков, газеты, ведь не одна «Русская мысль» освещала ход событий, все были при делах. И что теперь? Ассоциация, которую представляет и наставляет отец-настоятель, настроена категорически против России, потому что она теперь «выгонит» их из храма… Никто и не думает сесть и поговорить, и решить, как сделать так, чтобы всем было хорошо. По убеждению Барона всем нужно услышать друг друга, но, похоже, слушать некому… Печально, и больно…

ЭЛЕКТРОННАЯ ПЕРЕПИСКА С ГОСПОДИНОМ ЛУПАНОМ В.Н.

Письмо первое
Пожелания барона Фальц-Фейна

04.02.10 (10–27)

Добрый день, Виктор!
Я, Ирина Беспаева, выполняю просьбу барона Эдуарда Александровича Фальц-Фейна и поэтому пишу Вам.
2-3 февраля я гостила у него на вилле Аскания Нова в Вадуце и читала ему статьи в Вашей газете, касательно судьбы Собора в Ницце. Он выразил желание написать письмо Вам, которое продиктовал и велел отослать, но предварительно хотел поговорить с Вами по телефону. В газете мы не нашли Вашего номера. Обратившись в Лондон, мы получили этот е-meil, на который, если Вы позволите, я завтра смогу выслать письмо барона, так как хочу напечатать его и прикрепить несколько фото документов, которые барон мне показал и разрешил сфотографировать.
Барон очень обеспокоен судьбой Собора и хочет предложить и сообщить свою точку зрения. Это наверняка очень интересно, поскольку он является ровесником собора, он родился в 1912 году, осенью, а Собор был открыт зимой.
Я сообщаю Вам номер телефона барона, может быть у Вас будет возможность и появится желание позвонить ему, он будет очень рад.
И хочу, так же, попросить сообщить Ваш номер в Париже, по которому барон сможет связаться с Вами. Если Вы напишете мне ответное письмо, я прочитаю его барону, и мы будем Вам очень благодарны. Телефон барона в Вадуце «……………..»
Надеюсь, Вы откликнетесь на просьбу этого удивительнейшего человека.

С уважением, Ирина Беспаева.
Спасибо, что прочитали моё письмо.

Ответ Виктора Лупана
(сохранён оригинальный текст)

04.02.10 (16–18)

Госпожа Беспаева!
Ваше письмо заинтриговало меня, особенно потому, что свидетелей былых времен, подобных барону Фальц-Фейну, осталось немного.
Сейчас, в диаспоре большие перемены, вызывающие напряжение и непримиримость. То, что произошло в Ницце, могло не случиться, если бы противоборствующие стороны хотя бы попытались найти общий язык. Эмиграция раздроблена, разделена на два противоборствующих лагеря. Причем — это не выходцы из первой эмиграции против новоприезжих. Многие представители исторических фамилий выступают на стороне России. В советские времена было проще. Все мы были антисоветские. Сейчас же ситуация усложнилась. Мне было бы крайне интересно узнать о мнении барона Фальц-Фейна. Передайте, пожалуйста, Эдуарду Николаевичу, что я готов напечатать его свидетельство и размышления.

С почтением
Виктор Николаевич Лупан.
LES EDITIONS DEL”CEUVRE
26 rue Jakob
75006 Paris
Tel… +33144321133174

Письмо второе
Личное письмо барона Фальц-Фейна Э. А. Виктору Лупан
Печатный вариант

06.02.10 (11–49)

Виктор Николаевич, посылаю Вам печатный текст письма Эдуарда Александровича, так как не уверена, что Вам будет легко разобрать его почерк:

«Виктору Лупан
Русская мысль
Париж
03.02.2010
Русский Храм в Ницце

Уважаемый г. Лупан!
Прочитав в Вашей газете полемику о судьбе Русского Храма в Ницце, я считаю своим долгом сообщить некоторые сведения об истории Собора, т.к. на сегодняшний день я являюсь, вероятно, единственным свидетелем событий нашего Собора.
Собор в Ницце был свидетелем многих событий жизни моей семьи. В нем проходили службы, связанные с кончиной моего деда, генерала Николая А. Епанчина, (бывшего директора Пажеского корпуса) бабушки, мамы и сестры.
Высылаю мою статью и разрешаю Вам её редактировать и сократить по Вашему усмотрению.
Передаю привет от моего кузена Котика Фазолда из Германии.

С большим уважением
Ваш Эдуард А. Фальц-Фейн.

Письмо третье

06.02.10 (15–16)

Добрый день, уважаемый Виктор Николаевич!
Вот что я могу прислать Вам на сегодняшний день. Я не рассчитывала на то, что мне доведется быть секретарем барона в таком деле, но отказаться от такой возможности я была не в силах! Поэтому, используя доступные мне подручные средства, а именно — фотоаппарат, бумагу и ручку, смогла сделать вот такой документ. Прилагаемые фото — это семейная реликвия, бережно хранимая бароном. Это именно тот самый
памятный подарок, который получила его мама от Епископа Романа, лично им изготовленный. Это картонный плакат с 13 фото и благодарностью, на обороте которого прикреплено письмо Веры Николаевны о благотворительных пожертвованиях на реконструкцию часовни. Посылаю вам общий вид, оборотную сторону и детали крупным планом, насколько это было возможным сделать. Фото мной отформатированы, но если Вам лучше пользоваться оригиналами, я могу выслать дополнительно, у меня есть оба варианта.
Сожалею, но пока еще не успела сделать печатный вариант письма барона, мои семейные обязанности бабушки двух маленьких внучек совсем не оставляют мне времени на личные дела. Но, надеюсь, что в понедельник я своё обещание выполню.
Всего Вам доброго, надеюсь, что присланные мной материалы порадуют Вас.
Конечно же, у меня есть к Вам просьба. Если Вы посчитаете возможным напечатать письмо Эдуарда Александровича в своей газете, сообщите мне, пожалуйста, когда оно будет опубликовано. Эдуард Александрович торопился с отправкой своего письма, в надежде, что оно будет напечатано по «горячим следам» сообщения о решении суда в Ницце.
И мне необходимо сообщить ему Ваше решение. Но если вы посчитаете невозможной публикацию письма по каким-то причинам, он отнесется к этому с пониманием.
К письму прикреплено всего 15 файлов — рукописный текст письма барона и фото.

Ответ В. Лупана

08.02.10 (19–09)

Простите, а где статья барона?
Ничего не приложено.

С благодарностью
В.Л.

Письмо четвертое

09.02.10 (2–16)

Уважаемый Виктор Николаевич!
Теперь Вы имеете в своем распоряжении все документы, созданные мной:
1. Письмо барона, написанное мной от руки (оно прикреплено к предыдущему письму фото файлами совместно с фотографиями семейной реликвии и письма барона, написанного им собственноручно для Вас).
2. Печатный вариант письма барона.
3. Печатный вариант его личного письма для Вас.
Если необходимо, я могу прислать Вам распечатанные материалы (кроме фотографий семейной реликвии) на указанный Вами почтовый адрес.

С уважением, Ирина Беспаева.

К письму прикреплен 1 файл с печатным текстом письма барона.

Письмо в газету «Русская Мысль»

Главе редакционного совета
газеты Русская Мысль
господину Виктору Лупан

03. 02. 2010

Уважаемый господин Лупан!
Прочитав в Вашей газете интереснейшую полемику о судьбе Русского Православного Собора в Ницце, я счел своим долгом сообщить некоторые сведения об истории возникновения Собора, так как на сегодняшний день я являюсь, вероятно, единственным свидетелем многих исторических событий, связанных с его возникновением.
Собор в Ницце был свидетелем многих важных моментов в жизни членов моей семьи. В нем проходили службы, связанные с кончиной моего деда, генерала Николая Алексеевича Епанчина, бывшего директора Пажеского Его Императорского Величества корпуса, моей бабушки, моей мамы и сестры.
Вот как я помню историю рождения Собора, имею в своем архиве многие документы. И не понимаю, и очень сожалею о том, что эти факты русской истории никто, ни разу не упомянул во время судебного процесса в Ницце, касающегося принадлежности Свято-Никольского Собора.

О русском Соборе в Ницце
Александр Второй
Примерно в 1860 году царь Александр Второй купил в Ницце большой участок земли и построил на нем виллу Бермон, в которой в зимнее время часто жил с семьёй. Как известно из исторических хроник, наследёник Александра Второго великий князь Николай Александрович, живя в Санкт Петербурге, часто болел, страдая заболеванием спинного мозга, и отец много лет привозил его на лечение в Ниццу, где цесаревич подолгу оставался жить в Бермонте. Но всё же 24 апреля 1865 года великий князь умер, находясь на вилле.

Часовня цесаревича
Александр Второй распорядился снести виллу, разрушить её до основания, а на её месте построить часовню в память о сыне. Часовня была построена с большим размахом и украшена уникальными мозаичными панно.
Я рассказываю это потому, что часовня-памятник цесаревичу принадлежит Свято-Никольскому Собору в Ницце, открытому в 1912 году.

Свято-Никольский Собор
Строительство Собора в Ницце было начато по инициативе великой княгини Марии Фёдоровны Романовой и знатных русских, приезжавших на отдых в Ниццу. Первый камень в его основание был заложен в 1903 году.
Было решено собрать средства на строительство храма со всех желающих, но удалось собрать только ¾ суммы, необходимой для строительства.
Тогда недостающую часть денег предоставил царь Николай II.
Основная часть средств была собрана русскими, часто приезжавшими на отдых и лечение в Ниццу. Самые большие взносы были сделаны моим отцом Александром Фальц-Фейном, имевшем на Лазурном берегу самую великолепную виллу, мраморный дворец Les Palmiers, где в настоящее время располагается архив Ниццы, и владельцем русской железной дороги Фон Дервисом.
Строительство Собора было завершено через 9 лет и он открылся в 1912 году. Мои родители присутствовали на его открытии.

Эмигранты
В 1923 году в Ниццу прибыли сотни русских эмигрантов и ими было создано общество «Русская Культурная Ассоциация», которое и приняло на свои плечи заботу о содержании Свято-Никольского Собора.
Моя мама, Вера Николаевна Епанчина, была членом этой Ассоциации вплоть до своей кончины в 1977 году, а в 1974 году была председателем правления. Я часто лично присутствовал на собраниях Ассоциации, которые проходили в подвальном помещении Собора и сейчас могу смело сказать, что русские эмигранты удивительно бережно, сердечно, с большой любовью сохраняли Собор, благодаря чему он и до наших дней имеет такой чудный вид.
Когда пришло время привести в порядок часовню, построенную царём Александром Вторым в память о смерти цесаревича, которая к тому времени находилась в очень плачевном состоянии, так как со времени постройки за ней не было надлежащего ухода, мама написала и разослала сотни писем русским эмигрантам, разбросанным по всему миру, с просьбой о сборе средств для реставрации часовни от имени Ассоциации, которые были подписаны Епископом Романом, секретарём Ассоциации А.Д. Филатовым и ей, как председателем правления.
Средства были собраны и торжественное открытие часовни состоялось 19 мая 1974 года в присутствии всех членов городского совета Ниццы. А моя мама получила памятный подарок — благодарность Епископа Романа и Приходского Совета Православного Прихода Ниццы в память о её усердии и ценном материальном содействии по реставрации Часовни-памятника, сохранённого на месте кончины Его Императорского Высочайшего Наследника цесаревича Великого Князя Николая Александровича.
Хочу прибавить так же, что в это время в Ницце жил богатейший американец Кирби, он был женат на княгине Багратион-Букранцкой, и тоже делал большие пожертвования для Собора. Он отличался необыкновенной щедростью и поддерживал материально многих русских эмигрантов, оказавшихся без средств к существованию на чужбине. Его жена в 1938 году развелась с ним и вскоре вышла замуж за Великого Князя Владимира Романова, который умер впоследствии в Америке, но был похоронен в Петропавловской церкви в Санкт Петербурге, рядом с членами царской семьи.

Суд
Когда в 2007 году закончилась аренда земли, длившаяся 99 лет, на которой был построен Собор, то Россия и Русская Культурная Ассоциация, каждая по своему, определили принадлежность Собора в Ницце. И в том же 2007 году начали выяснять, кому принадлежит Собор.
Со своей стороны я хотел бы обоим предложить компромисс, чтобы после того, как суд в Ницце объявил, что Собор принадлежит России, не продолжать ссору, а помириться.
Для этого нужно всем прийти к пониманию того, что:
1. Собор принадлежит Московскому Патриархату, а не русскому правительству, так как в 1991 году Россия стала настоящей европейской страной, в которой церковь и правительство не могут быть едиными.
Хочу добавить, что теперь мы видим в России, получившей обратно своё имя, прежний русский флаг и даже царский герб.
2. Нужно заново выбрать руководящий состав Ассоциации и ввести в него 2-3 представителей из Московского Патриархата. И Ассоциация может назначать в Собор русских священников из Московского патриархата.
3. Изменить решение русского правительства об отказе от оплаты за вход в Собор в Ницце, потому, что бюджет на содержание Собора в размере около 600000 евро в год, ляжет на плечи Российской Федерации.
Пусть плата за вход в Собор в Ницце будет исключением из общепринятого в русских Православных храмах.
Вот и всё. Именно так я вижу решение проблемы Свято-Никольского Собора в Ницце.
Как бы мне хотелось ещё при жизни узнать, что между спорящими в судах сторонами установились мир и согласие, и Православный Собор в Ницце продолжает свою, присущую только ему, жизнь и служит русским людям. А ведь мне в этом году исполнится 98 лет!

Эдуард А. Фальц-Фейн.

Письмо пятое, последнее

11.02.10 (1–18)

Виктор Николаевич, доброе утро!
Хочу узнать, получили ли вы моё письмо от 09.02.2010? И всё ли Вам понятно в письме от 06.02.2010? Если есть какие-то трудности, сообщите. Я скомпаную новые письма, чтобы Вам было максимально удобно пользоваться материалами в случае, если Вы захотите опубликовать их.

С уважением, Ирина Беспаева.

На этом наша переписка с господином Лупаном закончилась. Я ежедневно звонила Эдуарду Александровичу, говорила, что пока нет никаких сообщений от Виктора Николаевича, читала ему свои послания, и он с нетерпением ждал ответа от него. Но ответа так и не было.
После четырёх недель ожидания, не увидев в трех вышедших номерах газеты «Русская мысль» своих размышлений и предложений о судьбе русского православного Собора в Ницце, Эдуард Александрович попросил прислать ему, если
это возможно, мои электронные письма и ответы на них господина Лупана.
Я распечатала всю нашу переписку и выслала её почтой.
На следующий день Барон позвонил сообщить, что письмо пришло и он всё, что нами было написано, положил в архив — может быть, ещё пригодится…

Алма-Ата,
март 2010 года

P. S.
В 2011 году Свято-Никольский Собор в Ницце передан Российской Федерацией Русской Православной Церкви.
Плата за вход туристов в Собор в три евро упразднена, чему очень рады туристические агенты и сами туристы.
За счёт средств Российской Федерации проведена реконструкция Собора, она длилась почти два года. На это время Собор был закрыт для посещения туристов, и вновь открылся в июне 2012 года. Службы в Соборе во время реконструкции продолжались. Французская газета «La Croiх» на своих страницах написала: «Новый настоятель Собора отец Николай Озолин подчеркивает, что духовная жизнь постепенно возрождается. «Мы получаем много просьб о свадьбах и крещениях. Более ста пятидесяти верующих приходят каждое воскресенье.»
Собор торжественно отметил свой столетний юбилей в декабре 2012 года, вслед за юбилеем Эдуарда Александровича Фальц-Фейна в сентябре. Оба живы и здоровы, и служат миру и добру. В следующем году им исполнится по сто пять лет!
Дай Бог здоровья Собору, Эдуарду Александровичу и всем служителям церкви, которые пекутся о нравственном начале в душах своих прихожан.

Алма-Ата,
июнь 2016 года.

© Copyright: Ирина Беспаева