Посвящаю светлой памяти Юрия Васильевича Петрова, основателя литературного объединения «Ладога» г. Лобня
Каждая жизнь – дорога вперёд.
Нет в ней обратной дороги…
Ю.В. Петров
Конец марта выдался необыкновенно тёплым в Подмосковье. Казалось, что вот-вот около просевшего серого снега, покрытого ледяной коркой, на проталинках появятся цветы мать-и-мачехи. Ночь постепенно уступала права занимавшемуся на востоке утру, как вдруг опять всё потемнело в округе из-за поваливших хлопьев снега.
Мужчине не спалось. Ныли кости, а в душе была весна, как в юности. Давно это было. Он встал с кровати и тихонечко побрёл, прихрамывая, к окну. Он был сед, высок и сух. Тень от его фигуры вытягивалась и росла вдоль всей комнаты, и казалось, что скоро достигнет двери. Он опёрся одной рукой о подоконник, а другой раздвинул шторы. «Батюшки мои, снег-то как повалил! Вот кости и ломит…» – подумал Пётр Васильевич и, настороженно прислушиваясь, всматривался в разыгравшиеся снежинки за окном, которые преображали землю, одевая её в белоснежные одежды. Вскоре ветер затих, снег перестал идти. Пётр Васильевич прислушался. «Наверно, показалось», – подумал он, когда опять послышались знакомые с детства звуки. Приоткрыл форточку, нет, он не ошибся – в город вернулись чайки. Это их беспокойные крики слышались почти рядом. Его непреодолимо потянуло выйти на улицу. Надев тёплые вещи, прихватив костыли, чтобы увереннее себя чувствовать и не упасть, он шагнул за порог квартиры. Ему предстояло спуститься со второго этажа на первый. Он остановился, вдруг время откинуло его на много лет назад, в юность, в блокадный зимний Ленинград.
… Январь. Холод. Блокада. Пётр, неуклюжий, истощённый голодом и вытянувшийся, как тростинка, долговязый подросток, никак не может заснуть от холода. Днём ходил на Ладогу, помогая там передавать детей на Большую землю и разгружать машины с доставленной помощью. Вечером до самой ночи он, с такими же мальчишками, сбрасывал фугаски с крыш. Вой сирены до сих пор стоял в ушах. Знобит. Он кутается в одеяло, сверху набросив ещё и фуфайку. Отец уже неделю не приходит с завода. Ослабевшая мать что-то шепчет во сне. Петя поворачивается к окну, крестообразно заклеенному, чтобы стёкла не вылетели при бомбёжке. Мороз не был подарком, но преподнёс мальчику немного праздничного настроения из прошлой спокойной, довоенной жизни и, наперекор страданиям и горю разукрасил окна невиданными сказочными узорами. Пётр, приоткрыв глаза, как будто всосавшие в себя ладожские льдинки, увидел на стекле птицу, искрящуюся необычной красотой. Его глаза расширились от удивления: она вдруг повернула к нему свою головку, несколько раз моргнула. Оперенье заколыхалось от ветра. Парнишку вдруг осветило сияние, исходящее от неё. Ему стало необычно мирно и тепло, и, согреваясь, засыпая, он слышал, как она говорит, что всё будет хорошо, война пройдёт и наступит счастливая мирная жизнь. Он проснулся от стука, исходившего со стороны окна. Было ещё темно, но мальчик увидел, как между рамами бьётся живая белая птица. «Что делать?» – подумал он. А птица посмотрела ему в глаза, и он тотчас понял, что её надо срочно выручать. Расклеив окно, открутив петли, он вынул одну раму, и птица с морозом впорхнула в комнату, усевшись на шкаф. Когда рама заняла своё место, она, широко раскрыв крылья, покружившись над головой мальчика, села на его руки, и он опять почувствовал тепло, исходящее теперь от её тела. На удивленье это оказалась белая чайка. Посмотрев ей в глаза, он почувствовал, что она хочет ему сказать что-то важное. И вправду, в его голове зазвучали слова её просьбы: «Выпусти меня на улицу, не бойся, я найду, где укрыться, а потом буду тебе помогать, а как – ты и сам поймёшь». Петя, даже не удивившись этим мыслям, сделал так, как она хотела, вышел из парадного и отпустил её на волю. Вернувшись, опять прилёг, так как до утра ещё было время.
Утром его опять разбудил стук, но теперь в дверь. Отворив, он увидел, что на пороге стояла соседка с девочкой. У девочки умерла ночью мама, и ослабевшая женщина просила помочь увезти труп на кладбище. Пётр содрогнулся, но, переборов себя, всё же пошёл помогать девочке. Ему стало жаль её поникшую фигуру и глаза, не выдававшие никаких чувств, ну а слёз уже давно не было. Он кивнул головой, быстро оделся и пошёл за осиротевшей девочкой. Они тащили сани вдвоём, но вскоре руки у Петра стали замерзать. Пришлось остановиться. Он попытался согреть ладони своим дыханием, вспомнил ночное происшествие и услышал голос внутри себя: «Не бойся, бери и сам вези сани, девочка пусть идёт сзади. Запомни на всю жизнь мои слова: не останавливайся и не отступай ни при каких обстоятельствах, только вперёд! Упирайся и иди, добрые дела когда-нибудь возвратятся к тебе». Он надел рукавицы и взялся за верёвки саней, а девочке указал, чтобы помогала сзади. Мороз трещал своим скрипучим языком, вещая о смерти. Они всё шли и шли, не останавливаясь, пока не оказались на месте. Подростки аккуратно положили тело в ряду таких же свёртков на кладбище. Петя деликатно подождал, когда дочь простится с матерью, и они направились к дому с серыми каменными лицами. Навстречу везли такие же сани со всех сторон блокадного города, города, который жил вопреки всему. Потом день пошёл, как и обычно, да и следующий был таким же серым, невыносимо голодным, с пробирающим до самых костей холодом. Но вечер выдался необычным. В темноте, в минуты затишья к Пете стали слетаться сверху белые птицы и необыкновенным образом превращаться в стихотворные строки. Мальчик искал газетные обрывки, исписанные листки тетради и стал записывать строки между прежних строк, новые строки слагались в стихи. Он записывал их на подоконнике того самого окна, откуда вызволил чайку. Сквозь него светила луна и звёзды, поэтому записывать было удобно.
Эта история произошла с ним в канун рождественского сочельника. Она стала настоящим подарком на день рождения, который выпал ему в Рождество. В конце января блокадное кольцо прорвали, наступил перелом в этом великом противостоянии жизни и смерти. Для ленинградцев началась новая жизнь. Семья мальчика уехала из Ленинграда, но какими бы путями не пришлось ему пройти по жизни, в душе он хранил тепло рождественской чайки. Иногда он задумывался, вспоминая ту необычную ночь в блокадном городе. «Чайка? – спрашивал себя Пётр Васильевич, – нет, откуда?.. – продолжал он размышлять, – скорее всего, это был голубь. А, хотя и голубь откуда? В ту пору и ворону на кладбище не встретить, а голубя и подавно. Нет, однозначно, это была чайка, со своеобразным размахом крыльев, с её устремлённостью вырваться на волю, а может, и войти в его будущую жизнь…»
Его называли счастливчиком, баловнем судьбы, бравым солдатом, но он всегда хранил тайну о необычной рождественской птице.
Вот и преодолён лестничный пролёт. Распахнул дверь и замер. Метель улеглась, стояла необыкновенная тишина, которую нарушали криками вернувшиеся домой чайки. Город ещё спал. Пётр Васильевич простёр навстречу птицам ладони, вдыхая полной грудью свежий, по-весеннему пахнущий воздух. Вдруг одна из чаек, как бы приветствуя его, сбросила своё перо. Он поймал парящий в воздухе подарок, положил его в нагрудный карман, а сам потрудился нагнуться, крепко схватившись за один костыль, а другим чётко написал на весеннем снегу у подъезда одно из самых дорогих для него слов – ЛАДОГА.
Днём к нему домой придут на занятие его ученики-поэты. В центре стола он обязательно поставит в маленькую вазочку сегодняшний подарок. Засияют лица, потеплеют глаза, непременно все они преобразятся, когда над комнатой полетят, закружат рифмы, так же, как и эти чайки над городом.
14.12. 2020, г. Лобня.
© Copyright: Лариса Литвинова
Стихи Юрия Васильевича ПЕТРОВА
* * *
В пятнадцать лет худой, высокий
Пришёл помочь. В квартире тьма.
Она осталась одинокой.
На улице и здесь – зима.
Я не храбрец. Обычный малый.
Не видел смерть. А тут – кровать,
И женщина под одеялом,
Её скончавшаяся мать.
Везём по Среднему салазки
До тех ворот, где вечный сон…
И лица наши, как две маски.
Звенит мороз. В том звоне – стон.
Везу с трудом чужое горе.
Белеет кладбище вдали.
Наверно, скоро будет море
Из слёз истерзанной земли.
ОБРАТНАЯ ДОРОГА
Каждая жизнь – дорога вперёд,
Нет в ней обратной дороги.
Время вспять никогда не идёт.
Законы Вселенной строги.
И, если ты с маршрута съезжал
Или назад возвращался,
Ты свой путь вперёд задержал,
Даром на месте топтался.
Люди везде оставили след.
Где радости, где тревоги.
В судьбе обратной дороги нет.
Нет в ней обратной дороги.
17.07.2004
К РОЖДЕСТВУ
Никогда я не увижу Вифлеема.
На колени перед ним не упаду.
Но великая Божественная тема
Отведёт рукой невидимой беду.
Всё, ИМ созданное, и люблю, и славлю,
И молюсь о человечестве Земли.
Может быть, мольбою сил прибавлю,
Господи! Грехи нам тяжкие прости.
Озариться бы Звездою Вифлеема,
И священный свет рассеять по земле.
Посадить везде Божественное семя.
Урожай души собрать с святых полей.
27.12.2006
Лариса, очень здорово, с фантазией и воображением, на реальной основе. Молодец!
Спасибо, Людмила! Правда. изначально хотела написать миниатюру, но когда стала работать над текстом, то поняла, что маленькие рамки будут тесные. Наверно правильно говорят, что руку творящего ведёт Творец. Да, кто-то как ты скажет «фантазёрка», реалист подумает » голодные галлюцинации подростка». Но мне хотелось, чтобы в этой страшной части биографии Юрия Васильевича, был какой-то и светлый луч, который проведёт его по жизни. Возможно это сияние Вифлеемской звезды, которая вела его к истине, как когда-то Волхвов с дарами, идущих за ней к Младенцу.
Лариса! Ты — умничка! Прекрасное посвящение Юрию Васильевичу!
Спасибо, Женя, ты нас всегда поддерживаешь и ободряешь. С праздником!