Памяти Алексея Михайловича Борисова,
пулемётчика, погибшего на сталинградской земле
Был Лёшка постарше отца моего на два года,
смеялся всё время над младшим: «Эй ты, карапуз!»
Сбегал от мальца, хоронясь на чужих огородах,
лентяй, озорник, забияка, но вовсе не трус.
Весёлый характер, распахнутость – ветру навстречу,
с лукавой хитринкой прищур: что б ещё сотворить?…
Гулял по деревне, и девушки, слушая речи,
всегда разрешали до дома себя проводить.
За плугом ходил, зоревал на лугах сенокосных,
на старой Буланке мог лихо промчаться селом…
Не знаю, успел ли сказать о любви светлокосой,
а может, признанье решил отложить «на потом».
Когда уходил на войну, провожали всем миром:
их, с двадцать четвёртого, первыми требовал фронт.
Сидел на телеге и плакал, вчерашний задира,
навзрыд, не таясь, не боясь, глядя за горизонт.
Предчувствовал словно, жалел о своём, безвозвратном,
знал что-то иное, чему и названия нет…
Таким вот потом мой отец и описывал брата,
запомнив и лес, и дорогу в июльский рассвет.
Кому-то – медаль, а кому – и повыше награда:
что жив-невредим воротился в родное село.
…В письме сообщалось: «Погиб на земле Сталинграда
ваш сын Алексей…». Извещение тоже пришло.
Нет, не «похоронка», а «без вести», вот незадача,
ведь официальный для власти главней документ.
Горюет семья, мать ночами украдкою плачет,
а младший сбежать на войну подбирает момент.
В семнадцать – сбежал, в девятнадцать «пришёл» – инвалидом,
мать на ноги младшего чудом сумела поднять.
На жизнь, на судьбу, на людей не держала обиды,
жестокой войне вовсе не было смысла пенять.
А Лёшку ждала, к большаку выходила под вечер,
неслышно молилась, мол, сердце, господь, успокой…
В колхозе Калинина сын похоронен, далече,
в земле сталинградской, и может, над Волгой-рекой.
Отец мой в архивы запрос посылал за запросом,
мол, было письмо, фронтовые друзья не соврут.
…Не знаю, как дальше сложилась судьба светлокосой,
отец мой женился, закончил когда институт.
И всю свою жизнь он искал, даже ездил на Волгу,
свой долг понимая – где брат похоронен, найти…
Увы, не нашёл, потому что и прожил недолго,
нечаянно встав у осколка войны на пути.
Осколок войны – словно очередь из пулемёта,
что Лёшке досталась тогда, как нарочно, в живот…
В атаку уйдёт без него поредевшая рота,
а Лёшка в мученьях ещё два часа проживёт…
Мне дядей приходится он, а зову его – Лёшка,
но так и останется: имя – как память семьи.
…Один фотоснимок, уже потемневший немножко,
и этот рассказ – чтобы правнуки знали мои!
© Copyright: Галина Леонтьева
Галина Васильевна, слов просто нет!
Лучше не сказать! Вечная и светлая память Лешке — Алексею!
Как сильно написано…
Вечная память Алексею… Лёшке…