Пишут друзья. Малахитовый краб. Проза Л. Сикорской

Не ищи в болоте краба,
Цаплю там найдёшь и жабу…»
(автор неизвестен)
Всё началось, как гром среди ясного дня. Учитывая, что место нашего нахождения – подводная лодка, то данное обстоятельство ударило основательно по нашему маленькому совместно обживаемому пространству.
А случилось то, что старший боцман Коновайленко потерял шапку. Потерял и потерял. Чего «кипишиться¹»? Так нет! Спокойной жизни лишились сразу все на лодке.
Шапку искал экипаж в полном составе, включая котов, которые тоже члены, так сказать, команды. Последние так же были ущемлены во всём и чувствовали себя отвратительно. Они боялись даже сходить по нужде, понимая, что боцман заставит всё это за собой вылизывать, если что не так.
Казалось бы, пропала простая цигейковая шапка (хоть бы каракуль какой-то!), но значимость её была колоссальной, словно она была невидимкой и обеспечивала всю нашу военную безопасность в бескрайних мировых океанских просторах.
Коновайленко бесчинствовал.
232 статья Корабельного устава снилась во время отдыха всем, а некоторые её прямо повторяли, как молитву: «Главный боцман подчиняется помощнику командира корабля. Он является прямым начальником личного состава боцманской команды, а на подводной лодке — команды рулевых-сигнальщиков и выполняет обязанности старшины команды. Все приказания главного боцмана, касающиеся соблюдения корабельных правил и поддержания внешнего вида корабля, использования подъёмных устройств, а на подводных лодках — и содержания жилых и бытовых помещений корабля, береговой или плавучей базы, обязательны к исполнению мичманами, старшинами и матросами корабля. Аминь».
— Слышишь, Вась, – обратился ко мне мой друг и сослуживец Костя, — и сколько этот беспредел будет продолжаться? Мне вчера боцман говорит: «Не отдраишь всё до блеска «голливудской улыбки» – привяжу к орудию на палубе». Вась, это уже триндец² какой-то.
— Нет, это ещё не триндец. Это боцман тебе намекнул на случай, который произошёл в период Первой мировой войны, когда арабский шейх подарил в знак признательности кайзеру Вильгельму лучшего своего верблюда. Отдал он его экипажу немецкой подводной лодки, что привезла ему золото за какую-то услугу.
— И что? – У моего друга расширились зрачки.
— Они верблюда привязали к орудию (и в лодку не запихнешь, и за борт не выбросишь — подарок шейха!) и периодически то «ныряли под верблюда», то «всплывали до него», когда появлялась американская авиация. Костя, эту историю все знают в экипаже. Любимая байка боцмана.
— Это я, что, верблюд? – У братишки покосилась физиономия.
— Не переживай. Не погубил бы. По правилам, боцман, стоявший на рулях, должен был «притопить»³ субмарину до головы горбатого.
Сказанное впечатлило Костю, по всей видимости, потому как тот молча пошёл доделывать свою работу до «голливудской улыбки» чего-то в артелке⁴.
Но вернемся к шапке.
— Кто видел этот несчастный головной убор? Он вообще существовал? – неожиданно выкрикнул кто-то из «маслопупов⁵» во время обеда, по всей видимости, от отчаяния, почти истерически, не смея уже даже произнести слово «шапка».<
— Существовал, — спокойно ответил я. – Шапка образца СССР, чёрная, из облагороженной овчины с кожаной вставкой. Длина и ширина 20 см, высота 15. Старая, потрепанная. Видел я её на нём.
— Зачем она ему понадобилась в данный момент? Мы что, готовимся всплывать?
Интерес экипажа возрастал.
— Искали бы мы боцманскую дудку унтер-офицера. Хоть понятное дело было бы! От Колчака досталась за отличную службу.
Раздался дружеский хохот.
— Хватит тут языками молоть. Шапка боцману дается до износу, а дудка — пожизненно. В то время боцман не имел права её потерять. Боцманская дудка и покойнику побудка! На ней Флот всегда держался! — сделал пояснение старшина второй статьи Третьяков. — На той шапке краб от морской воды весь зелёный. Все моря с ним пройдены. Малахитовый краб! Вам до такого краба…
В это время появился сам боцман. Он, молча сел, оглядев всех пристальным взглядом. Кок быстро поставил перед ним тарелку с едой.
Взяв в руку ложку, Коновайленко посмотрел в тарелку, потом на нас.
— Мне этого краба батя дал. Он с ним под Новороссийском кровью истекал в сорок четвёртом.
Положив ложку на стол, боцман поправил пуговицу на кителе. Было видно, что он вспоминает очень важное и значимое.
— Я помню руки отца, когда он мне его давал. Большие, шершавые, просолённые, мозолистые. Это были руки настоящего моряка! Я уроки делал. Подошёл ко мне, говорит: «Держи краб, моряк!», — боцман протянул руку нам и зажал её в кулак. — Пацан был я, «салага». Чувствую, что-то он мне даёт. Смотрю – краб со звёздочкой.
Мы все внимательно слушали.
— У бати ладонь до конца никогда не разгибалась. Я, когда сам на флот попал, всего попробовал, понял, что такое «держи краба».
На следующий день во всех отсеках была большая адмиральская приборка. Мы по сантиметру обшаривали закоулки лодки, но шапки не было.
— Вась, а давай сделаем такую же, — обратился ко мне Костя.
— В смысле? Копию сделаем? – уточнил я.
— С шапкой проблем не будет, а краб состарим. Есть несколько способов это сделать. Можно нашатырным спиртом, или уксусом, морской водой долго.
Я пожал плечами.
— Оно, конечно, можно, – произнес я задумчиво, но в голове уже мелькали мысли: попросить у доктора нашатырь, или у кока уксус.
— А пропорции? Надо же знать, как, чего и сколько добавлять.
— Не боись! С Сонаром посоветуемся. Он знает пропорции. Особенно, как «шило»⁶ разбавлять.
— Хорошо. Попробуем. Я к врачу пойду. Скажу, что голова болит.
Доктор Пилюлькин был озабочен двумя вещами в этой жизни: найти повод выпить и найти повод понравиться женщине. Поговаривали, что на флот он попал от какой-то коварной любви. Подводная лодка была тем единственным местом, которое могло спасти нашего Эскулапа. Пилюлькина мы уважали. Он у нас был продвинутым морским доктором. Если надо было сделать укол, то корабельный врач мог изречь что-то наподобие: «Сейчас я тебе шпринг положу на кнехт»! Я, когда пришёл на лодку, долго удивлялся: как это точно были подмечены все тонкости морского сленга и сопоставлены с медицинскими. Кнехт – всё-таки парная тумба.
— Латынь надо учить! С неё всё и началось! – отвечал он, если мы интересовались его такой образованностью на морском поприще.
Я постучался.
— На что жалуемся? – задал доктор мне вопрос, когда я протиснулся к нему в медицинский блок.
— Плохое самочувствие. Сознание теряю периодически, — ответил я и скорчил в глазах усталость.
— При виде боцмана, что ли? Pauper conditione, – произнес доктор.
— Что? – переспросил я.
— Доведённый до кондиции! Латынь, знаете ли, сударь! Латынь!
— Всё пройдет. У меня это бывало в детстве. Мне бы спиртом нашатырным подышать, – начал я издалека.
Доктор присел. Ему явно не хватало пенсне:
— Я вас, кажется, молодой человек, понимаю. Ох, как понимаю… — с этими словами он достал несколько флакончиков и поставил на стол. — Вот вам, молодое морское дарование, нашатырный спирт. Я так понимаю, что вы кокарду состарить собираетесь для боцмана?
— Как догадались? – растерянно спросил я.
— Молодой человек! Не вы одни так резко и страстно увлеклись неожиданно химией, причем органической и неорганической одновременно. Скажу вам по секрету, что «конкурирующая фирма» пошла другим путём. Она использует натрий хлор и яйца.
Доктор протянул мне бутылочку.
— Спасибо большое.
— Идите! Так и запишем в журнале: легче стало от одного вдоха Аmonii. Панацея, однако, скажу я вам!
Я пулей вылетел от Пилюлькина.
О том, что мне сказал доктор, я Косте говорить не стал. Мне было интересно, что у всех получится. Отдав спирт, я стал наблюдать за тем, что начал делать друг.
Он в пластиковую коробочку положил краб и тряпочку, которую предварительно смочил нашатырем. Закрыв крышкой, Костя пристроил всё под подушку и важно сказал:
— Надо подождать. Теперь он станет ярко зелёным. Малахитовым! Смотри! Шапку я уже состарил. И даже у «маслопупов» обвонял благовониями. У них там всё равно, что в Индии. Ужасно влажно и жарко, как в тропиках.
Я с улыбкой посмотрел на Костю. Он явно был доволен, судя по тому, как он, словно факир, рассматривал результат волшебства.
Мы с нетерпением стали ждать вечера.
Весь день мы всей командой были заняты морскими делами, как и положено на службе. Наш экипаж 52 человека, из которых 15 офицеров, 11 мичманов, остальные — матросы контрактники.
Длина нашей «красотки» более 70 метров, глубина погружения до 300 метров, скорость хода под водой порядка 20 узлов, автономность 45 суток. Наша лодка способна настолько бесшумно двигаться, что шансов у противника засечь её радаром, практически нет. На вооружении у неё новейший торпедно-ракетный комплекс, благодаря которому можно потопить целую группу боевых кораблей, а также поразить береговые объекты, причём нанести ракетный удар подлодка может из подводного положения.
Каждый день мы проходили через различные тренировки и учения, чтобы постоянно быть в боевой готовности. В редкие свободные минуты мы перекидывались шутливыми фразами.
— Снился мне сон недавно, братва! – произнес мичман Соноров, которого мы звала Сонар. – И снится мне, словно в руках у меня огромный живой краб. Держу его, а сам думаю: отварить бы его, да с пивом холодным умять.
— Видеть во сне краба – к судебным хлопотам, — уточнил старлей Комов (Комок). – Живой краб – это бегство от проблем. Бежишь ты, Сонар, в иллюзорный мир…
Мичман посмотрел на Комка с непониманием и спокойно продолжил.
— Ну, так вот. Про себя думаю: сейчас не успею, положу я его в морозильник, пусть там полежит до лучших времён. Вернусь с автономки⁷ – съем.
— Вот точно, не хочешь ты проблему решать. Все её откладываешь, — не унимался Комок. – Сон говорит о большом количестве трудностей, которые предстоит пройти тебе в ближайшее время.
Сонар опять не стал комментировать уточнения старлея.
— Не знаю, я во сне, наверное, перевернулся на другой бок. Ощущаю как мне жарко, хорошо, я в отпуске, рядом потрясающая женщина. Открываю холодильник, лезу в морозильную камеру. Смотрю, а краб живой! Он сожрал всё, что рядом лежало. Шевелит своими усами и лезет ко мне, загребает клешнями…
— Пива хочет? – уточнил Болт, матрос первой статьи Болдин.
— Так, хорош болтать на тему холодного пива, — остановил нас Комок. – Работаем.
— Пацаны, а как с шапкой боцмана быть? – Спросил я, зная, что именно Сонар возглавляет «конкурирующую фирму» (разведка донесла).
— Найдём, когда время придёт. Что говорить об этом?
— Интересно, а краб на шапке с бантиком был или без него? – тихонько произнес я, как бы невзначай.
Все насторожились. Посмотрели на меня.
— Какой такой бантик? – Уточнил мичман.
— Симпатичный бантик, в самом низу кокарды. Такие были у моряков во время войны на «бесках⁸». У боцмана отец был простым матросом.
— Вот зачем ты это сказал?! – с неприкрытым ехидством произнес Сонар.
Видно было, что я внёс лёгкую панику в ряды соперников. На это и рассчитывал! Пока они будут выяснять, был ли бантик или нет, мы со своей «версией» первыми и окажемся.

После ужина я и Костя думали только об одном: скорее бы посмотреть в коробочку. Но мечтать – это одно, а служить на подводной лодке, – это совершенно противоположное действие. Время, которое подводник может выделить себе на сон из 24 часов суток — часа три. Всё очень просто. Шестнадцать часов из 24 – время службы. Они отводятся на учения, занятия и обслуживание материальной части. Остаётся ещё восемь часов, в которые входят: приёмы пищи, личное время для гигиены и тревоги для выполнения боевых задач. Вот и, получается – найти шесть часов для нормального сна – задача самая сложная в службе подводника.
Вовремя нам отдохнуть не удалось из-за учебной тревоги, поэтому заглянули мы в свою таинственную коробочку почти к утру земного суточного цикла.
— Вася, глянь! Получилось! — В руках у друга был краб, который поменял свой цвет и стал потрясающе зелёного цвета.
— Костя, чего-то цвет нереальный. Он у нас «перезеленел».
— Ничего, я его потру наждачкой, — успокоил меня Костя, любуясь тем, что получилось. — Вась, завтра у Болта День Рождения! Вот и приурочим торжественный возврат шапки.
Видно было, как Костя уже предвкушал радостное событие.
— Пусть знает этот Коновайленко, что я не какой-то там верблюд шейха! Я моряк! Константин Горин!
— Ладно, Горелка, давай попробуем. Если что, хоть экипаж посмешим, — сказал я другу, не акцентируя внимание на его прозвище.
Приближался намеченный день.
Не берусь судить, как отмечают Дни Рождения на других лодках, но у нас был целый праздничный ритуал. Ни один день рождения в море не обходился без вручения разовой рубахи с росписями всех членов экипажа, с указанием даты и глубины, на которой происходит долгожданное событие. Следом за рубашкой шли традиционные подарки: кок вручал торт, штурман вешал на шею связку тараньи, и в довесок давали ещё две банки сгущёнки. В эту праздничную атмосферу, как ничто лучше, вписывался голос любимой, звучащий с магнитофонной пластинки. Такое не забывается.  Но первым поздравлял Командир.
В этот день всё было, как обычно, кроме голоса любимой. Её Болт планировал искать после службы.
Всё было в необыкновенно тёплой и дружеской подводной атмосфере. Надвигались, как волны зыбью, «разборно-шапочные» минуты.
— Ребята, я хочу вам сказать, что шапка боцмана нашлась! – Вдруг опередил Костю Сонар.
Мичман держал в руках шапку, которая вполне могла быть шапкой Коновайленко. Её тут же по рукам стали передавать хозяину.
Тот, взяв шапку в руки, молча начал рассматривать. Экипаж застыл в оцепенении.
— Спасибо, но это не моя, – чётко произнёс боцман.
Я стал бить в бок Костю: мол, давай, твоя очередь. Костя не спешил.
— На моей шапке не хватало самого важного, что есть у моряка. Он потерялся ещё в учебке.
Все задумались.
— Бантик? — Уточнил мичман.
— Какой бантик? Я что, девица тебе? – Коновайленко насупился.
— А у нас есть ещё один вариант, — вдруг неожиданно вступил в разговор Пилюлькин, — Вася, Костя, вы чего молчите? Или не получилось состарить краба?
Горелка нехотя вытащил наш вариант. Все дружно стали хохотать.
— Виктор Павлович, — обратился к боцману командир, — скажите нам тогда, чего у вас не хватало на крабе? Якоря?
— Да, товарищ командир. Его. И веточек с одной стороны. Но всё равно, ребята, спасибо.
У боцмана появилась улыбка на лице.
— Теперь у меня две шапки.
— Три! – неожиданно произнес командир. – В кают-компании за диванчиком. Плохо искали. Там у нас пополнение. Кошка Вьюшка родила котят в шапке боцмана. Вот уж не знаю, сколько их там.
Что тут началось!
Эх, маловато у нас все-таки пространства. Не всем довелось увидеть то, что произошло дальше в кают-компании. Но тем, кому получилось это лицезреть, пересказывали потом столько раз и с такими подробностями, что создавалось впечатление, что там присутствовали все.
Коновайленко пригнулся у дивана и стал наощупь шарить руками. Вдруг раздалось кошачье шипение и рычание. Боцман одёрнул руку.
— Царапается, — пояснил он, – не даётся.
Вторая попытка была более удачной, потому как шапка с двумя котятами благополучно была обнаружена.
— Товарищ командир, а как вы узнали, что она там? – стали все наперебой спрашивать. — Мы всё обыскали. И потом, котята совершенно не пищали!
— Это им Вьюшка приказала. Кошка сама родилась на лодке. Я её с собою с предыдущей лодки забрал сюда. Она всегда соблюдала «режим тишины», — пояснил счастливый боцман, – и своим малым приказала молчать, чтобы привыкали к службе.В шапке барахтались маленькие хвостатые, ещё совсем слепые.
— Ну вот, все и нашлись, – командир улыбнулся, довольный при этих словах.
— Товарищ командир, так как же вы все-таки обнаружили? – не унимался экипаж.
— С моё послужите. Я обязан знать. Все-таки экипаж увеличился на два рта. И это неопровержимый факт!
Лодка шла своим курсом. Служба продолжалась.
— Так я так и не понял! Был ли бантик на крабе? – спросил меня Костя в тот же вечер.
— Не было. Командир боцману новую шапку подарил. Он на неё старый краб нацепил. А котята пусть пока в старой шапке базируются до возвращения. Надо им имена придумать морские. Моряки всё-таки… Моряки!

¹Кипишиться — суетиться.
²Триндец — конец всего.
³Притопить —  дать направление.
⁴Артелка — помещение для хранения провизии.
⁵Маслопуп — моторист (БЧ5).
⁶Шило – на флоте жаргонное слово — спирт.
⁷Автономка — поход подводной лодки.
⁸Беска — бескозырка.

© Copyright: Лидия Владимировна Сикорская