Диалоги с В.В. Решетниковым. Часть первая. Проза А. Крохина

i (4)Решетников Василий Васильевич — генерал-полковник авиации, Герой Советского Союза. Родился 23 декабря 1919 года в Днепропетровске – прапраправнук, правнук, внук, сын и племянник художников Решетниковых. Окончил Ворошиловградскую лётную школу, в Советской Армии с 1936 года. Проходил службу в частях дальнебомбардировочной авиации. В годы войны совершил 307 боевых вылетов на бомбардировщике ИЛ-4. В 1943 году удостоен звания Героя Советского Союза. Награждён двенадцатью орденами. После войны окончил военную академию Генштаба, командовал авиационной дивизией, корпусом. С января 1969 по ноябрь 1980 года — командующий Дальней авиацией, далее, заместитель главнокомандующего ВВС Советского Союза. Заслуженный военный лётчик СССР. При его участии разрабатывался и принят на вооружение скоростной стратегический бомбардировщик Ту-160 «Белый лебедь». Из Советской Армии уволен в запас в 1986 году, прослужив ровно 50 лет. Автор двух книг о Дальней авиации «Что было – то было» и «Избранники времени. Обречённые на подвиг». Написал третью книгу о своём дяде Фёдоре Павловиче Решетникове «Фёдор Решетников. Художник и полярник».
Монино 21 июля 2018 года
Лето на пути к финалу стремилось завершить свою космическую функцию. Уже почти месяц световые дни становятся всё короче и короче, а утренние рассветы наступают позже. Флора и фауна тоже спешили закончить свои безотлагательные дела, связанные с ростом и размножением. Тёплые дни сменялись днями прохладными и дождливыми, затем опять наступала жара. Переселяться на дачу я не спешил. Изредка приезжали туда на выходные дни всей семьёй отдохнуть, поработать на грядках, покосить траву, вырастающую при обильной влаге, как мне казалось, не по дням, а по часам.
Только что закончил чтение романа Ивана Антоновича Ефремова «Час быка». В первый раз я прочитал эту книгу в 1990 году. Тогда многое в ней считал чистейшей фантастикой с философским уклоном. Сейчас, сравнивая период с начала, так называемой, «перестройкой Горбачёва», последующего переворота, лихих девяностых и сегодняшних событий, содержание и почти каждая фраза Ефремова воспринимались мною совершенно по-другому. По сути, Ефремов рассмотрел тот сценарий, в котором будущее эволюционно развивается согласно определенным законам, является программным мировоззренческим манифестом русской цивилизации, таким, как его понимал в своё время сам автор.
К повторному чтению его произведений меня подтолкнул вечер, посвящённый памяти писателя, состоявшийся в московском Центре имени Антуана де Сент Экзюпери. Ведущим был руководитель Центра Мстислав Степанович Листов – лётчик-испытатель, лично знавший Ефремова и его семью. Мстислав Степанович рассказал о не очень известных, а то и вовсе неизвестных страницах жизни писателя, его смерти и последующих событиях, роли властей и КГБ, касающихся судьбы его произведений. Но, это отдельная история.
Вечером мне позвонила Лидия Владимировна Сикорская и разговор сразу начала с предложения:
— Александр Николаевич, не хотите ли вы присоединиться к нашей маленькой компании. Мы решили в субботу поехать в Монино навестить замечательного человека – Василия Васильевича Решетникова, лётчика, Героя Советского Союза, а затем, посетить Центральный музей Военно-воздушных сил.
Я без всякого колебания согласился. О Решетникове я много слышал и читал, смотрел опубликованные в интернете видеофильмы. О нём выпущено множество радио- и телепередач. Василий Васильевич — человек-легенда из поколения победителей, которых почти не осталось. Мой брат Владислав – профессиональный журналист, с феноменальной памятью обо всём и обо всех, услышав, к кому я собираюсь поехать, дал такую характеристику Решетникову: «Идеально-кристальный и честный человек, Лётчик с большой буквы, командующий Дальней авиацией, за всю свою долгую жизнь не запятнавший себя абсолютно!»
В книге, подаренной мне автором, Александром Николаевичем¹ Осипенко, «В небесах мы летали одни…», о Решетникове есть такие строки: «Василий Васильевич исключительно честный с перспективным мышлением генерал, всегда объективен, умеет разговаривать с личным составом, немногословен, говорит по существу. Указания его просто, как топором, врезаются в память. Никто и никогда не видел его вышедшим из себя или в истерике. Такие люди, как он, были для нас примером служения Родине и образцом в службе и быту. Он и в мирное время служит Родине (а значит народу) и остаётся Героем и образцом во всём».
С юности и во всей последующей жизни мне везло встречаться и общаться со многими людьми, имена которых золотыми буквами вписаны в Мировую историю и историю нашей Родины, людьми искусства, литературы, лётчиками и космонавтами. Мне приносит большое удовлетворение встречаться, дружить и совместно работать с людьми «особой породы». Их влияние на моё мировоззрение огромно. Тесное общение с ними помогло мне сформироваться как личности. А тут, встреча с самим Василием Васильевичем Решетниковым! Я не мог поверить своим ушам и не нашёл ничего лучшего, как спросить:
— Лидия Владимировна, а как вам удалось договориться о встрече?
— Это не я договорилась, — волшебной музыкой прозвучал ответ Сикорской, – это Калерия Васильевна Боброва звонила Василию Васильевичу, и он дал «добро» на встречу. Ей нужна его консультация о каких-то авиационно-технических характеристиках самолётов, используемых во второй мировой войне. И ещё, Калерия Васильевна хочет подарить свою новую книгу «Рождённый летать и сражаться»² в библиотеку Центрального музея ВВС в Монино. Может быть, и вы подарите музею свою книгу «Поднебесные истории»? Когда и в какое время мы встретимся на Ярославском вокзале, я сообщу позже.
С Лидией Владимировной Сикорской я познакомился сравнительно недавно, на презентации нового документального фильма Исрафила Сафарова «Битва за небо», посвящённого Галине Павловне Брок-Бельцовой – штурману 125-го женского Гвардейского бомбардировочного авиационного Борисовского полка имени Героя Советского Союза Марины Расковой. В фильме использованы видеоматериалы Гельмута Липферта — летчика-истребителя люфтваффе, где он повествует о воздушных боях с советскими пилотами, и предчувствует крах фашистской Германии. Кроме того, наглядно показан психологический перелом в сознании фашиста – от наглости и вседозволенности, до откровенного страха перед неизбежным поражением. Кроме того, в картине представлен рассказ Г.П. Брок-Бельцовой, в котором она вспоминает свою военную молодость и вступает в заочный диалог с немецким лётчиком. На её счету 36 боевых вылетов. А что такое 36 боевых вылетов? Об этом — немного позже.
Интересны и обстоятельства нашей первой, казалось бы, «случайной» встречи с Сикорской. Я ни в какие случайности не верю и твёрдо убеждён, что случайности – это, на самом деле, закономерности, причин которых мы не знаем. Козьма Прутков³ по этому поводу говорил: «Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы, но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий».
Как-то, на одном из занятий в литературном объединении «Ладога» ко мне обратился наш руководитель Всеволод Михайлович Кузнецов4 с вопросом: слышал ли я о Лидии Литвяк – лётчице-истребителе, Герое Советского Союза, погибшей в 1943 году. Я ответил, что слышал, читал об этой отважной лётчице.
— Не хотели бы вы написать о ней статью? У меня есть адрес дома, где она жила до войны, у метро «Новослободская», телефон Людмилы Ивановны Агафеевой. Она живёт с рождения (с начала 20-х годов) на Новослободской улице, в доме 14, с давних пор называемом Домом Курникова. И, как она рассказывала: — «с детства дружила с Лидией Литвяк». Людмила Ивановна (по материнской линии) — правнучка самого Егора Ивановича Курникова. Я постараюсь разыскать записи своей беседы с Людмилой Ивановной. Есть и фото.
Я ответил, что подумаю, только соберу больше материалов о ней. И через несколько дней нашёл книги, где она упоминалась, скопировал доступные статьи о Литвяк в интернете. Чем больше я узнавал о её жизни до войны и подвиги во время войны, тем больше мной овладевало желание написать статью о жизни и подвигах этой бесстрашной лётчицы, сбившей 12 фашистских самолётов лично и  ещё 4 в группе, о её фронтовой любви.
Презентация фильма «Битва за небо» состоялась в реабилитационном Центре ветеранов войн и Вооружённых сил на Олимпийском проспекте. После просмотра фильма началось его обсуждение. К микрофону подходили самые разные по профессиям и возрасту люди, говорили о своих впечатлениях, о достоинствах фильма. Я фотографирую, записываю происходящее в зале на видеокамеру.
Слышу позади себя приглушённый разговор двух молодых женщин. Содержание их перешёптываний меня заинтересовало, и я невольно прислушался. Речь между ними шла о Лидии Литвяк. Одна из них, сообщила, что написала рассказ о Литвяк и назвала его «Любовь на крыльях самолёта». Я не выдержал, обернулся, представился им и сказал, что, так же как и они, очень интересуюсь этой темой и собираю материалы о Лидии Литвяк.
Мы познакомились, обменялись телефонами. Женщины успели побывать у микрофона, и их имена я уже знал по представлению ведущей презентации.

Первый ряд: Л.А.Полянская, Х.Х.Макагонова, Г.П.Брок-Бельцова, Г.П.Скробова-Кошкина, Т.М.Назаренко-Матвеева, А.Н.Крохин, Л.А.Рылова. Второй ряд: В.С.Царёва, Н.А.Уретя, А.А.Канцибер (Лукашенко) и Л.В.Сикорская

Первый ряд: Л.А.Полянская, Х.Х.Макагонова, Г.П.Брок-Бельцова, Г.П.Скробова-Кошкина, Т.М.Назаренко-Матвеева, А.Н.Крохин, Л.А.Рылова. Второй ряд: В.С.Царёва, Н.А.Уретя, А.А.Канцибер (Лукашенко) и Л.В.Сикорская

Одна – Алла Александровна Канцибер (Лукашенко) – педагог, работает в московской школе № 1383, организатор и директор школьного музея «История развития морской авиации», вторая – Лидия Владимировна Сикорская.
Наш разговор продолжился после Презентации, в номере у Галины Павловны Брок-Бельцовой, куда она пригласила несколько авиатрисс и нас троих, ещё немного пообщаться и обсудить просмотренный фильм за чашкой чая. Я попросил Лидию Владимировну прислать мне свой рассказ почитать, дал адрес электронной почты. Через несколько дней, с согласия автора, он был опубликован на сайте Литературного объединения «Ладога» и получил большое количество положительных откликов.
Раздумывая над феноменами неожиданных встреч, я снова возвращаюсь к понятиям о голографических полях5, когда информация может доставляться от сознания одного человека к сознанию другого на любое расстояние и, что самое интересное, способствовать, так или иначе, к неминуемой встрече незнакомых людей, связанных одной общей идеей, при самых различных обстоятельствах. Тогда внезапности и случайности обретают смысл:

Представь себе, что существуют души…
Настроенные на одну струну…
Как звёзды в бесконечности вселенной…
Они блуждают сотнями дорог…
Чтоб встретиться когда-то непременно…
Но лишь тогда, когда захочет Бог…

В очередной раз, на примере моей встречи с Сикорской, я убеждаюсь, что каждая жизненная ситуация любого человека не случайна и не бессмысленна. В дальнейшем оказалось, что нас объединяла не только литература, но и авиация. Мы подружились. Наша дружба продолжается и до настоящего времени.
Лидия Владимировна по профессии врач. Пишет увлекательные рассказы о подводном флоте, авиации и медицине, в школах ставит спектакли на свои произведения и является представителем детского клуба «Авиатор».

А.К.Крохин, Л.В.Сикорская, К.В.Боброва. По дороге в Монино

А.К.Крохин, Л.В.Сикорская, К.В.Боброва. По дороге в Монино

Погода в ту памятную субботу оказалась безветренной, тёплой и солнечной. Утром, в назначенное время мы встретились, как договорились предварительно, в четвёртом вагоне от хвоста электрички. Калерия Васильевна сидела с молодой девушкой и Лидией Владимировной Сикорской. Калерия Васильевна Боброва — замечательная женщина, внешне похожая на классическую пожилую и добрую учительницу. Она из тех, кто живёт и работает для других, не думая о себе, о которых говорят: «настоящая труженица». Всю свою сознательную жизнь, а это более сорока лет, она со своим отцом, собирала биографические данные о первом дважды Герое Советского Союза Григории Пантелеевиче Кравченко и других лётчиках Героях. Последняя объёмная книга «Рождённые летать и сражаться» является бестселлером. Это фолиант о советских лётчиках – Героях авиации, защищавших в боях своё Отечество. Кладезь для историков. Калерия Васильевна представила нам свою внучатую племянницу Ирину, приехавшую к ней в гости из Воркуты — преподавателя иностранного языка.
Прибыли на станцию Монино, сели в такси, назвали адрес и поехали на дачу к Василию Васильевичу Решетникову. К моему удивлению, добрались очень быстро. Заехали на охраняемую территорию, нашли по указанному номеру дом. Калитка оказалась открытой.
Мы вошли. От калитки идёт прямая бетонная дорожка к домику с остеклённой верандой и крылечком. Справа и слева растут плодовые деревья, отдельными пятнами выделяются клумбы с цветущими белыми шапками гортензий. Во всём чувствовалась ухоженность и забота хозяев о своём участке. До последнего момента не верилось, что вот сейчас я увижу, и буду разговаривать с исторической личностью, человеком, который с 1942 года, выполняя задание Верховного Главнокомандующего, летал бомбить военные стратегические объекты в Ангербурге, в Берлине, Кенигсберге и в других городах Германии.
Василий Васильевич поджидал нас на веранде. Мы вошли, поздоровались.
— Присаживайтесь к столу, где вам будет удобнее, — предложил он, — не стесняйтесь и чувствуйте себя как дома.

Модель самолёта ПО-2

Модель самолёта ПО-2

Пока все рассаживались за овальный стол, я осмотрелся. Стены веранды обшиты строительной вагонкой. Слева, на высоком холодильнике стояла модель учебно-тренировочного самолёта У-2, переименованного в 1944 году в честь его создателя, авиаконструктора Поликарпова Н.Н., в По-2.  На стенах висят множество рамок с фотографиями, военных и послевоенных лет, выше – картина-натюрморт с фруктами. В углу, на застеленной небольшой софе, стоят две гитары.
Я знал из книг Василия Васильевича, что с гитарой он был дружен и не расставался с ней ни до войны, ни во время, ни после. Этот волшебный инструмент в свободные минуты оживал в его руках, и звучал какой-либо старый, давно всеми забытый молодецкий напев, например, на стихи и музыку Петра Лещенко6

Гони ямщик, куда глаза глядят,
Последний раз хочу тебя обнять!
Лошадки слушали и словно поняли,
И зачастили по снегу.

На подоконниках дружным рядком расположились горшочки с комнатными цветами. Всё было обставлено просто, по-домашнему, тепло и уютно.
После обстоятельного знакомства с нами, где меня представили как лётчика и писателя, разговор постепенно перешёл на поэзию и прозу, Василий Васильевич с самого детства увлекался и любил литературу, в школе писал заметки и стихи, а некоторые печатались в «Пионерской правде».
В областной газете «Заря» напечатали его первый очерк.
В одной из своих книг он писал о том, что на фронте большая часть лётчиков и штурманов, когда не было погоды, или в свободное время, читали книги, ночью пристраиваясь под тусклый свет от самодельной коптилки, сделанной из гильзы снаряда. В чемоданах всегда для книг находились места, и они ходили по рукам. Без чтения люди тупеют, перестают мыслить. В.В. Решетников рассказал нам, что дружил с Михаилом Аркадьевичем Светловым7.
— У Светлова я бывал частенько дома после войны. Он знал, что я сочиняю стихи, но их не слышал, а однажды М. Светлов, М. Голодный8, другие поэты и я, как-то случайно встретились в одном месте. Там они читали стихи Э. Багрицкого и декламировали собственные. В конце концов, они вытащили меня из-за стола и предложили прочитать свои стихи. Я прочёл несколько. Стихи я не записывал, знал их наизусть. Светлов попросил меня записать и дать ему некоторые, что я и сделал. Одно крупное стихотворение он поместил в «Огоньке», судьба остальных стихов мне неизвестна. Главным редактором журнала «Огонёк» тогда был Алексей Сурков9.
В этом журнале никогда не печатали стихов, а тут вдруг, в одном из номеров они были напечатаны. Это было в 1946 году, кажется, в апреле, скорее всего в апреле, я помню, весной это было. Когда напечатали стих «За Западным Бугом» в журнале, я обнаружил некоторые существенные изменения, кое-что было переделано. Спросил об этом у Михаила. Светлов рассмеялся и ответил:
— Рукопись – это чистейший родник, пока в нём не искупался редактор. Там цензура придавила, заставила переделать. Мой первоначальный вариант был такой:

За Западным Бугом от нашего взора
Ушли на восток, обрывая свой бег,
Любимые дали – степные просторы,
Поэзия клёнов и музыка рек.
Под нами – обрезки не поднятых пашен,
Сиротство фольварков10, изломы дорог,
Угрюмость костёлов, причудливость башен –
Истоптанных боем Европы порог.
Мы медленно шли по подталым дорожкам,
На каждом шагу — магазинчик, кабак.
В одних продаются цветастые брошки,
В других — жёлтый спирт и противный табак.
И всё здесь не то — бутафорно и хрупко,
Хоть улиц коснулся весны поцелуй.
И женщины носят короткие юбки,
Ей-богу, не радует: сядь и тоскуй.
И, может, затем, чтобы мы не скучали,
Солдатское счастье за рюмкой кляня, —
Попутные ветры за нами примчали,
Отставши в далёком пути на полдня.
Попутные ветры знакомым дыханьем,
Наверное, с нашей, далёкой земли
На землю, весною согретую ранней,
Нам русскую зиму сюда принесли.
Чужая весна поддалась в состязанье:
Морозная, снежная вьюга-зима,
Такая, какие бывают в Рязани,
Стучалась под окнами в наши дома.
Ревела пурга над изломанным шпилем –
Ребят ревновала, догнав по следам.
Мы скоро вернёмся с победой на крыльях
К родным и любимым, к цветущим садам.

Цензоры придрались: «Что это такое? Вроде, советские офицеры, а тут «короткие юбки». Почему это не радует? Почему не должны радовать?» Светлов и Сурков взялись за переделку. Получилось так:

И всё здесь не то, бутафорно и хрупко,
Здесь каждый домишко приник и обмяк.
Здесь женщины носят короткие юбки,
Мужчины глядят из-под фетровых шляп.

Если в первом варианте строки звучали соблазняюще, то во втором варианте — осуждающе. А уж следующее четверостишие — это вообще, я даже не знаю, что и сказать… Они ещё раз подправили:

Может затем, чтобы мы не скучали,
«Солдатское счастье» за рюмкой кляня,
Попутные ветры за нами примчались,
Отставши в далёком пути на полдня.

Я говорю, что «солдатское счастье» тоже как-то не хорошо, тогда Светлов и Сурков проще сделали:

Солдатское счастье, за рюмкой хваля…

Исправленное вошло в журнал. Это сделали знаменитые поэты!
Пока Василий Васильевич нам рассказывал эту историю, мы долго хохотали, до слёз. Я удивлялся его прекрасной памяти. Это же надо? В таком возрасте помнить все варианты стихотворения, да ещё такого крупного! Возникла небольшая пауза.
Помолчав, Василий Васильевич с улыбкой добавил:
— Во мнении многих авиационных начальников, моё увлечение поэзией выглядело легкомысленной забавой, недостойной порядочного командира.
Пока мы наливали в свои чашки чай, Калерия Васильевна Боброва достала из сумки несколько фотографий и попросила Василия Васильевича помочь ей определить тип и марку самолётов.
— Объясните, пожалуйста, это какой самолёт? – показывает первое фото.
— Это сверхзвуковой современный самолёт ТУ-160 «Белый лебедь», самый мощный и самый скоростной стратегический бомбардировщик в мире, — поясняет Решетников, — и снято это было в Венесуэле, на аэродроме Каркас.
— В каком году был сделан снимок?
— Надо будет вспомнить. — От воспоминаний его отвлёк новый вопрос Калерии Васильевны. Она подала ему книгу «Что было – то было».
— Вот ваша книга, и я нашла в ней одну знакомую мне фамилию – Николая Семёновича Скрипко11, и была очень рада встретить там строки о нём!
— Скрипко? — переспросил Василий Васильевич, разглядывая и листая своё произведение. Наконец, закрыл книгу и положил на стол. — Ну, конечно, я хорошо его знал.
— Мне посчастливилось поговорить с ним по телефону. Когда писала книгу о Григорие Пантелеевиче Кравченко — лётчике, первом дважды Герое Советского Союза, то читала в каком-то источнике, что Дальняя авиация в годы Великой Отечественной войны действовала совместно с авиагруппой Кравченко. Я была очень благодарна Скрипко за помощь, которую он мне оказал. Это был такой удивительный человек! Мне кто-то дал его номер телефона, я ему звоню, а он – Маршал авиации и так просто со мной разговаривал. Ну, кто я такая? Незнакомая ему женщина, но он внимательно меня выслушал, а услышав фамилию Кравченко, сказал, что они вместе воевали на Западном фронте, поддерживали с воздуха наши отступающие войска. Это были самые тяжёлые для нашей Страны первые дни войны. Материалов тогда об этом периоде нигде нельзя было найти, а Николай Семёнович дал мне информацию о первых днях. Вот его фотография, — показывает Решетникову фотографию Скрипко, — вы с ним очень внешне похожи.
— Да, да! – рассмеялся Василий Васильевич. – Он прекрасный человек.
— Да, такая простота, — кивнула головой Калерия Васильевна и протянула фото Лидии Сикорской, — правда они похожи?
Сикорская кивнула головой, в знак согласия и отдала снимок Василию Васильевичу. Он мельком взглянул на фотографию и начал рассказывать:
— Скрипко мне помог, когда меня сняли с должности командира полка, это было уже после войны. Был 1948, или, скорее всего, 49 год. Наш полк стоял тогда в таком захолустном месте, слов нет, но высокая боевая готовность экипажей поддерживалась неукоснительно. Полк получал высокие оценки на бомбометаниях, несмотря на то, что тогда были очень тяжёлые бытовые условия, не было электричества, грунтовые дороги и аэродром после дождей раскисали и размывались.
В один ненастный день навестила наш полк комиссия из политотдела, во главе с неким Бойко, человеком невежественным и с амбициями, а тут дорожная слякоть, окропившая их начищенные и сверкающие сапожки, плюс несколько встреченных по пути подвыпивших солдат. Со мной предпочли не встречаться, походили по аэродрому и уехали.
В те годы для солдат и сержантов была установлена 8-летняя, без отпусков, продолжительность службы. В военные годы прервалась их учёба в школе. Они стояли перед перспективой, навсегда остаться без аттестатов о среднем образовании. Ещё одна группа солдат более крупная, состояла из людей малограмотных, не искавших толку ни в науке, ни в других полезных занятиях. Служа в таких условиях, часто позволяли себе выпить спиртное, приобретая самогон у местных жителей. Воспользовавшись тем, что Василий Гаврилович Тихонов12 — командир дивизии был в отпуске, отдыхал на юге, мне всыпали по полной программе и сняли с должности. А Скрипко замещал в ту пору, снятого с должности командующего А.Е. Голованова, он сразу позвонил мне и предложил учёбу в академии, но я отказался. В телефонном разговоре, я попросил Николая Семёновича назначить меня на любую лётную работу, по возможности на новой технике, взял отпуск и уехал в Киев.
— Это произошло на Дальнем Востоке или в Средней Азии? – поинтересовалась Калерия Васильевна.
— Нет, это было недалеко от Белой Церкви под Киевом.
— А это фотография Григория Пантелеевича Кравченко. – Калерия Васильевна протянула Решетникову следующую фотографию.
— Это Кравченко? Я что-то без очков плохо вижу.
— Да, это последняя его фотография, ему было 30 лет.
— Я забыл, как он погиб. Это у него, кажется, кольцо парашюта не сработало?
— Да. Кольцо было зажато в кулаке, с подрезанным двадцатисантиметровым тросиком. Он упал на бруствер нашего окопа около гаубицы и ещё минут сорок был жив.
— Значит, ему прострелили трос?
— На парашюте не было повреждено ничего, никаких следов от пуль. Это большой вопрос, была ли диверсия против него на земле? Можно было сразу всё расследовать, но никто этим не занимался. Один артиллерист-полковник мне рассказал, что был свидетелем последнего боя Кравченко. Это было над Синявинскими высотами, выступа от Ладожского озера на севере до реки Мга. Он рассказал, что вся батарея с земли наблюдала за воздушными боями четвёрки советских истребителей с превосходящими силами противника на высоте примерно 1000 метров. Среди нашей четвёрки особо выделялся стремительностью своих атак один истребитель. Такого поединка они ещё никогда не видели. Этот лётчик сбил подряд четыре фашистских «мессершмитта», но сам был подбит в неравном бою. Самолёт перевернулся на спину, а генерал Кравченко выпрыгнул, но парашют не раскрылся.
— Я слышал про этот случай, был разговор, что когда его обстреливали, то будто бы пуля попала в тросик.
— Нет, нет! – категорично, будто отрезала Калерия Васильевна. — Для него это была четвёртая война, и он ни разу не был ранен, ни в Китае, ни в Монголии, нигде, в общем. Я встречалась с лётчиками, свидетелями его гибели. Они утверждают, что самолёт не горел, как утверждалось в официальном сообщении, его потом нашли, сняли с него приборы, а сам самолёт перевезли на аэродром. Комбинезон, в котором Кравченко летал, изъяли, якобы для музея, и это в 1943 году! Тело быстренько на транспортном самолёте перевезли в Москву, доставили в Донской монастырь, кремировали и замуровали в Кремлёвскую стену. В архиве сведений о следах его ранений нет, акты осмотров самолёта из архива таинственным образом исчезли. Было много лжи от официальных источников по поводу обстоятельств его гибели. Эту историю я считаю трагической и тёмной. А его фотографию я вам дарю на память.<
— Спасибо!
— Теперь вопрос, как говорят, на «засыпку». Григорий Пантелеевич командовал особой авиагруппой и у него были бомбардировщики СД и ДБ-3. Я искала фотографии и нашла ДБ-3. Этот самолёт — похож на него? – протягивает Решетникову ещё одну фотографию.
Решетников, обращаясь к Ирине, сидевшей за столом ближе к двери, ведущей с веранды в жилые комнаты:
— Принесите мне очки. Там, в первой комнате, направо, есть письменный стол. На нём чёрт знает что, но среди всего этого лежат мои очки. — Надев принесённые очки, рассматривает фотографию. – Да. Судя по всему, ДБ-3.
— Это такое широкое крыло у него было?
— Нет. Потому широкое, что снималось со стороны крыла.
— А чем отличается ДБ-3 от ИЛ-4?
— Я на ДБ-3 в своё время очень много летал. Чем они отличаются? Многие считают, что ИЛ-4 это модернизированный самолёт ДБ-3, так как они немного похожи по внешним контурам. На ИЛ-4 более вытянутый нос и передняя кабина имеет большее остекление, а на этой фотографии тупой нос. Это ДБ-3.
— Легко им управлять?
— Ну, в общем, легко, – и улыбаясь, добавил, — если умеешь. Тем более возраст у меня был такой, что трудностей тогда не было и не могло быть. И после войны меня спрашивали: «Как же вы летали в такую даль, в Германию, когда не было ни автопилота, ни обогрева?» Отвечаю: вечером вылетали, а прилетали только под утро. На высотах 5 – 7 тысяч метров, чтобы вражеские зенитки не достали, мороз от 30 до 50 градусов. Да я и не замечал этого. Мне было тогда 23 – 25 лет. Прекрасный возраст!
— А вот на этом снимке, какой самолёт? – протягивает следующую фотографию.
— Так это — СБ. Главный конструктор Архангельский14, фирмы Туполева. Этот самолёт более поздней конструкции.<
— Как расшифровывается СБ? Скоростной или средний бомбардировщик?
— Нет. Скоростной. Я на них тоже летал. Меня спрашивали: Летал на СБ? Отвечаю: — Летал. — А мёртвую петлю делал? — Нет, не делал, но слышал, что на СБ кто-то до войны делал петлю Нестерова, уже не помню кто.
Тут уж и я решился включиться в диалог Калерии Васильевны и Василия Васильевича:
— На СБ мёртвую петлю никто не делал, во всяком случае мне эти сведения не известны, но я читал, что во время первомайского Парада над Красной площадью в 1936 году, В.К. Коккинаки15, пилотировавший ДБ-3, сделал каскад виражей с большим креном, включая горки, спирали, завершил пилотаж тремя петлями Нестерова. Было наглядно доказано, что тяжёлый бомбардировщик, с большой грузоподъёмностью обладает хорошей манёвренностью. Это произвело очень сильное впечатление на наблюдающих за полётом, в том числе и на И.В. Сталина. Выполнение фигур высшего пилотажа на большом двухмоторном бомбардировщике, было для всех неожиданным. Но, вообще-то, ДБ-3 — самолёт, первоначально создавался не как дальний, а как скоростной бомбардировщик с большой скоростью полёта, соизмеримой, по тем временам, со скоростью истребителя.
— Вот на этой фотографии Кравченко стоит около самолёта, — дослушав мой монолог, продолжила свои вопросы Калерия Васильевна, — фото датируется сороковым годом, 18 августа, Рига. Я расшифровала его. Это – СБ. Снимок взят из газеты «Красная Звезда». Мне эту газету прислали оттуда. В статье указана Н-ская часть, а какой самолёт не написан. На фото три лопасти изменяемого шага. Вы всё знаете, Василий Васильевич, объясните мне, почему на другой фотографии Кравченко тоже СБ написано, но самолёт с двумя лопастями.
— Сейчас разберёмся. Принесите мне электронную лупу. Зрение уже стало неважным, глаза сели. На первых выпусках стояли двухлопастные винты, и там использовали другие двигатели, а здесь, на трёхлопастном, стоит двигатель М-100 – это французский авиамотор Испано Сюиза. До сих пор помню марку. Это лицензионные двигатели М-100.
— А, что это такое у них сбоку?
— Это воздухозаборник.
— А как лётчик забирался в кабину?
— На фюзеляже есть такие пробоины для ног. С внутренней стороны они прикрываются клапанами. Когда лётчик туда вставляет ногу, клапан открывается, а когда ногу вытаскивает, клапан закрывается. Ступеньки такие были.
— Очень красивый самолёт!
— Да, горит тоже очень хорошо, за милую душу, потому что баки не были запротектированы, и стоило только в бензобак попасть хотя бы одной пуле, как машина вспыхивала, как спичка. Вот такая особенность была у СБ. Поэтому они очень быстро сошли с производства и на их место пришли «Пешки» — пикирующие бомбардировщики ПЕ-2, современные по тем временам петляковские машины. Большее скажу, — показывает обложку своей книги «Что было – то было», — Видите фотографию? На самом деле на фотографии не три человека, а четыре и четвёртый был я. Я себя отрезал, или, как говорят, отчекрыжил, а вот этих троих Героев на фоне самолёта оставил. Первый слева – штурман Владимир Фёдорович Рощенко, второй — лётчик Пал Петрович Радчук и справа его штурман — Пал Палыч Хрусталёв.

Фронтовая фотография лётчиков - четырёх Героев Советского Союза: В.В.Решетников, В.Ф.Рощенко, П.П.Радчук, П.П.Хрусталёв

Фронтовая фотография лётчиков — четырёх Героев Советского Союза:
В.В.Решетников, В.Ф.Рощенко, П.П.Радчук, П.П.Хрусталёв

Мы все по очереди осмотрели обложку книги и фотографию трех молодых летчиков и, гордо задравший острый нос, дальний бомбардировщик Ил-4.
— Меня на обложке нет, но я стоял с левой стороны, четвертым. Это штурман Рощенко, Павел Радчук и его штурман Хрусталёв. – повторил Василий Васильевич, — Мы в один день, одним Указом, получили Золотые Звезды. Нам их ещё не дали, но Указ уже был, поэтому и сфотографировались. Чудесные ребята! Я тут тоже без Звезды ещё стою.

Обложка книги В.В.Решетникова

Обложка книги В.В.Решетникова

Помню, в очень ясную зимнюю погоду полетели мы в паре с Радчуком бомбить железнодорожный узел в Вязьме. Полёт рискованный; днём в небе всегда полно немецких истребителей. Узел прикрыт зенитной артиллерией. Лететь надо – боевая необходимость. Нам прикрытия из истребителей не дали, одна надежда на манёвр и на огонь своих пулемётов. Пролетели линию фронта, подлетаем к цели, уже видны контуры железнодорожного узла. Идём в пеленге, я справа. Вижу, в его передней кабине над прицелом склонился штурман Хрусталёв. Вот тут-то нас начали обстреливать. Разрывы вспыхивают рядом, всё гуще и гуще, но мы идём на боевом курсе, нельзя шелохнуться, иначе наши бомбы уйдут мимо. Чувствую толчки, бомбы оторвались, я увеличиваю скорость и с разворотом выхожу из зоны огня. На станционных путях пожары, взрывы. Домой прилетели нормально, никого не встретили, видно фашистским истребителям в этот день помешал суровый русский мороз.

Рассказ знаменитого лётчика

Рассказ знаменитого лётчика

Павел Петрович – лётчик бывалый, надёжный, но погиб 5 октября 1943 года при тренировочном полёте с экипажем молодого пилота-лейтенанта. Вывалились из облака в беспорядочном падении. Точной причины гибели так никто и не узнал. Паша Хрусталёв — штурман, рождённый с даром божьим, каких мало. Участвовал в первом испытании термоядерной бомбы на полигоне Новая Земля. Дослужился до полковника. А Володя Рощенко, после окончания войны, окончил Военно-воздушную академию, служил Главным штурманов военного округа, в звании полковника уволился в запас. Проживал в Москве, немного поработал в Гражданской авиации. Обоих давно уже нет.
Лида Сикорская, разглядывала фотографии на стене, долго смотрела на одну, с изображением молодого Василия Решетникова с моряком.
— Василий Васильевич, а кто этот моряк рядом с вами. – показывает ему на фото в рамке.
— Моряк? Это — Генька Каминский, друг детства. Мы случайно встретились с ним в Днепропетровске и сфотографировались. Генька Каминский был капитан-лейтенантом. Во время войны служил в Морфлоте на Чёрном море, был командиром торпедного катера и всю войну гонялся за немецкими транспортами. Хороший был товарищ. Потом, мы с ним опять случайно встретились в Одессе на Дерибасовской. Я отдыхал там с женой, зашли в какой-то магазин и вдруг вижу Каминского, он тоже был с женой. Генька так обрадовался встрече, что тут же пригласил нас к себе в гости. Я был у него дома. Вскоре его перевели на Тихоокеанский флот и там он погиб, говорят, утонул, только не знаю при каких обстоятельствах. Как это могло случиться – понятия не имею. Умел он к тому времени плавать или нет? Я тоже не знаю. Но, когда я его знал, в детстве и в юности, плавать он не умел. А я в молодые годы Днепр переплывал, туда и обратно легко и просто.
— Не всякая птица перелетит…, — произнесла Калерия Васильевна.
— Да, редкая птица долетит до середины Днепра…, — улыбнулся Василий Васильевич, — Генька плавать вообще не умел, а вот моряком был, на торпедном катере воевал. После его переезда на Дальний Восток связь с ним оборвалась окончательно, а известие о его гибели получил, даже уже не помню от кого.
Калерия Васильевна поставила недопитую чашку с чаем на стол, сказала, показывая взглядом на Сикорскую:
— Лидия Владимировна у нас уникальный человек, интересуется не только авиацией, но и военно-морским флотом.
Василия Васильевича это сильно заинтересовало и он, обращаясь к Лидии Владимировне, спросил:
— А почему вы флотом интересуетесь?
— У меня очень много друзей, отдавших большую часть своей жизни службе в Военно-морском флоте. Пишу стихи и рассказы об авиации, и о подводниках. С детства, живя с родителями в Севастополе, была влюблена в море. Эта любовь детства к морской романтике, к людям, связавшим свою судьбу с водной стихией, так и осталась у меня на всю жизнь.
— Интересно! Когда нибудь мы с вами поговорим об этом более подробно. Я знал многих командующих ВМФ, помогал им.
Калерия Васильевна Боброва попросила Решетникова подписать ей книгу «Что было — то было», его фотографию и ещё одно фото подписать Лидии Владимировне.
— Вы тут красивый, с орденами, только не знаю какой год. Эту фотографию я нашла в интернете.
— Это, кажется, был последний год, когда я ходил на всякие Парады. Пригласили нас в Кремлёвский дворец на какое-то мероприятие, там мы и сфотографировались. Это обрезанная фотография. Здесь мы стоим с Руновым Борисом Александровичем 16 – Героем Советского Союза, академиком и замечательным человеком. Он моложе меня и успел умереть. И больше я туда не ходил.
Вам подписать так, как Рокуэлл Кент назвал свою книгу: «Это я, Господи», или по-простому? – смеётся.
За время нашей встречи, я заметил ещё одну особенность Василия Васильевича. Он умел вовремя вставить в разговор какую-либо шутку, смешную поэтическую строку или, рассказывая о трагической ситуации, ввертывал меткое словцо с оттенком юмора.
Когда Калерия Васильевна заметила, что 307 боевых вылетов это очень много, Василий Васильевич рассказал такую историю:
— Был я в Америке и меня пригласили в Портленд на встречу старых пилотов-ветеранов, где спросили, о количестве моих боевых вылетов. Переводчик, преподаватель русского языка, Джез Фрост, несколько раз переспрашивал, и каждый раз я ему говорил, что вылетов было 307. А он опять переспрашивает. Зал ждёт. Наконец, он, как я понял, называет цифру 37. У американцев норма в войну была, всего 25 боевых вылетов. После чего они возвращались домой отвоевавшимися героями. После слов переводчика — взрыв аплодисментов в зале, ведь 37 больше, чем 25.
Прошло много лет, и Джез Фрост приехал в Москву. Мы встретились, и я пригласил его в гости. Сидели дома, разговаривали, и тут между вопросами, которые не имели никакого отношения к войне, он спрашивает: «Все-таки сколько у вас было боевых вылетов?» Я говорю: «307». Он на газете начинает выполнять какие-то математические подсчёты. Оказывается, он думал, что цифра 307 означает количество часов и занят был расчётом количества вылетов, исходя из средней продолжительности полёта из Москвы до Берлина и обратно. Я ему говорю: «Какие часы, у меня боевых вылетов 307». Фрост был в шоке: «Не может такого быть! Это же мировой рекорд». Ну, какой же это рекорд, — отвечаю, — у наших ребят и больше было.
Слушая Решетникова, в этот момент я подумал о Галине Павловне Брок-Бельцовой и о её тридцати шести боевых вылетах на бомбёжку вражеских объектов. Это 11 раз, по американским меркам, она летала бомбить врага «с того света». Позже я прочитал, по рекомендации Василия Васильевича, книгу Александра Евгеньевича Голованова – Главного Маршала авиации «Дальняя бомбардировочная», в которой нашёл такие строки:
«…в 1943 году довелось мне на Центральном аэродроме осматривать американский самолёт «Боинг-17», так называемую «летающую крепость». Показывал его американский бригадный генерал, а необходимые пояснения давал через переводчика, здоровый, краснощёкий, весёлый лётчик-американец, который невольно располагал к себе. Осмотрев самолёт, я познакомился со всем составом экипажа и поинтересовался, куда он летит. В ответ услышал, что экипаж летит в Америку. Я был удивлен и без особых церемоний спросил:
— А почему такие молодые и здоровые ребята не хотят больше воевать?
— А мы уже отвоевались, — ответил командир экипажа.
Я был несколько озадачен и спросил:
— А что значит «отвоевались»?
—  Очень просто, — последовал ответ. — Мы сделали по двадцать пять боевых вылетов, участвуя в налётах на гитлеровскую Германию. Летали днём. За каждый вылет наша авиация теряла пять процентов самолётов и личного состава. После двадцати вылетов мы должны бы были быть на том свете, но нам повезло. Ещё пять вылетов мы сделали уже «с того света», а поэтому работа наша завершилась, и мы летим домой, отлетав свою норму…
Между тем на подготовку к боевым действиям такого экипажа у американцев уходило, как мне говорили, по 600–700 летных часов.
Вот так и закончилась для этих парней война, конца которой ещё не было видно, в том числе и американцам. И тут я невольно подумал: сколько же раз побывали «на том свете» советские лётчики — русские и украинцы, грузины и белорусы, узбеки и казахи… И, в частности, экипажи Авиации дальнего действия, сделавшие по 100, 200, 300 и более боевых вылетов по глубоким тылам, оперативной глубине и переднему краю обороны противника. А потом наши союзники удивлялись: откуда у русских появилась такая мощь, что они свернули шею «непобедимому» Гитлеру».
Время нашей встречи подходило к концу, надо было ещё побывать в Центральном музее ВВС. Нас там ждали. Василий Васильевич вызвал по телефону такси к своему дому, мы попрощались с ним, поблагодарили за гостеприимство и уехали.
У здания бывшей Военно-воздушной академии им. Ю.А.Гагарина нас встречали две подруги Лидии Владимировны – Алла Александровна Канцибер (Лукашенко) и Марина Викторовна Аксёнова. Марина Викторовна — дочь участника Великой Отечественной войны, Героя России Глухарёва Виктора Яковлевича – лётчика-штурмовика морской авиации, всю войну воевавшего на легендарном штурмовике ИЛ-2 в полку дважды Героя Советского Союза Нельсона Георгиевича Степаняна.
Заместитель директора Центрального музея Александр Васильевич Санников лично провёл для нас экскурсию по всем павильонам, где стояли самолёты, много рассказывал и показывал. В одном из павильонов, где демонстрировались самолёты времён Великой Отечественной войны, Калерия Васильевна Боброва, выбрав подходящий момент, вручила ему свою объёмную книгу «Рождённые летать и сражаться». Я последовал её примеру и тоже подарил библиотеке музея свою скромную книжку «Поднебесные истории».
Возвращались мы в Москву, наполненные волнующими и разительно-яркими впечатлениями от общения с Василием Васильевичем Решетниковым, с лётчиками-экскурсоводами Музея и с великой надеждой, что наши встречи с такими интересными людьми будут продолжаться.
Меня заинтересовало всё, что связано с лётной жизнью и внутренним миром Решетникова. Наши дальнейшие встречи, только подтверждали то, в чем я и так был уверен. Василий Васильевич — коммуникабельный, очень отзывчивый человек, много знающий и старающийся передать другим свой богатый, вековой жизненный опыт. От общения с такими людьми, как он, получаешь большой запас энергии, глубже проникаешь в суть вещей. Сам стремишься быть активным, развиваться, позитивно смотреть на будущее, ставить цели, добиваться их и не пасовать перед неудачами.

¹Осипенко Александр Николаевич – Род. 15 сентября 1940 года, генерал-лейтенант Дальней авиации, начальник управления подготовки и распределения кадров – член Военного Совета Военно-Воздушных Сил Российской Федерации.
²Книга «Рождённый летать и сражаться» Изд. М.: «Фолиант». 2012. 583 с. Книга-фолиант Калерии Васильевны, о первом дважды Герое Советского Союза Кравченко Григорие Пантелеевиче. Более 40 лет Калерия Васильевна Боброва собирала материалы о наших прославленных лётчиках, встречалась, наверное, со многими участниками тех великих событий.
³Козьма Петрович Прутков  — литературная маска, под которой в журналах «Современник», «Искра» и других выступали в 50—60-е годы XIX века поэт Алексей Толстой, братья Алексей, Владимир (наибольший в количественном исчислении вклад) и Александр Жемчужниковы (фактически — коллективный псевдоним всех четверых).
4Всеволод Михайлович Кузнецов род. 5 декабря 1938 года — член Союза писателей и Союза журналистов России, Академик Академии Российской литературы, имеет звание Мастера русской словесности. Поэт, переводчик, прозаик, публицист.
5Крохин А.Н. Размышления о природе «случайностей», неожиданных встреч и интуиции. – М.: ООО «Буки Веди», 2017. – 120 с.
6Пётр Константинович Лещенко (2 (14) июня 1898 — 16 июля 1954) — русский эстрадный певец, исполнитель народных и характерных танцев, ресторатор.
7Михаил Аркадьевич Светлов (17 июня 1903 — 28 сентября 1964) — русский советский и журналист, военный корреспондент. Настоящая фамилия Шейкман.
8Михаил Семёнович Голодный (настоящая фамилия — Эпштейн; 1903 — 1949) — русский советский поэт и переводчик, журналист, военный корреспондент.
9Алексей Александрович Сурков (1 (13) октября 1899 — 14 июня 1983 года) — русский советский поэт и литературный критик, общественный деятель, педагог. Журналист, военный корреспондент. Герой Социалистического Труда (1969). Лауреат двух Сталинских премий (1946, 1951). Батальонный комиссар (1941).
10Помещичье хозяйство.
11Николай Семёнович Скрипко (5 декабря (22 ноября) 1902, село Больдераа, Лифляндская губерния, ныне микрорайон Болдерая в черте города Рига, Латвия — 5 декабря 1987, Москва) — советский военачальник, маршал авиации (19 августа 1944). Член ЦРК КПСС (1961—1966).
12Василий Гаврилович Тихонов (15 июня 1909 — 6 сентября 1976) — советский военачальник, генерал-лейтенант авиации (25.05.1959), Герой Советского Союза (16.09.1941).
13Александр Евгеньевич Голованов (7 августа 1904 — 22 сентября 1975) — советский военачальник. Главный маршал авиации (19 августа 1944). Командующий Авиацией дальнего действия СССР (1942—1944), командующий 18-й воздушной армией (1944—1946), командующий Дальней авиацией СССР (1946—1948). Депутат Верховного Совета СССР 2-го созыва (1946—1950). Являлся самым молодым маршалом рода войск в истории РККА.14 Александр Александрович Архангельский (1892—1978) — советский авиаконструктор. Доктор технических наук (1940). Заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1947). Герой Социалистического Труда (1947). Лауреат Ленинской премии и трёх Сталинских премий.
15Владимир Константинович Коккинаки (Βλαδίμηρος Κοκκινάκης, 12 (25) июня — 7 января 1985) — лётчик-испытатель, дважды Герой Советского Союза (1938, 1957), заслуженный лётчик-испытатель СССР (1959), авиации (1943)
16Борис Александрович Рунов (24 мая 1925, Богородск — 22 сентября 2017, Москва) — советский и российский учёный в области сельского хозяйства, кандидат технических наук, доктор сельскохозяйственных наук, профессор, академик ВАСХНИЛ (1988; с 1992 года — академик РАСХН) и Российской академии наук(2013), заместитель министра сельского хозяйства СССР (1970—1985). Герой Советского Союза (1945), заслуженный деятель науки и техники Российской Федерации (1995).

© Copyright: Александр Крохин

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Одноклассники
Запись опубликована в рубрике НАШЕ ТВОРЧЕСТВО, ПРОЗА с метками , , . Добавьте в закладки постоянную ссылку.

10 комментариев: Диалоги с В.В. Решетниковым. Часть первая. Проза А. Крохина

  1. Lidiya говорит:

    Я не читала! Я «пила» текст глотками чистейшей воды. Я словно затерялась в пустыне и глотала и глотала, боясь похоронить капельку (слово).
    Все так живо! Правдиво!
    Александр Николаевич, а дальше было ещё интересней! Жду продолжение с нетерпением.
    Лидия

  2. Александр Крохин говорит:

    Спасибо, Лидия Владимировна! Я очень боялся, чтобы мой рассказ не превратился в простое и сухое стенографическое повествование. Ваша оценка, как живого свидетеля и активного участника всех встреч с Василием Васильевичем, для меня очень важна. Когда я просматривал записи в тетради и мои видеозаписи, перечитывал его книги, я подумал, что материалов о Решетникове может хватить не на одну диссертацию, как первоклассного лётчика, командующего Дальней авиацией, поэта и писателя. Его рассказы (без прикрас) об истории нашей авиации, о легендарных людях, влияющих на судьбы разных народов, не только нашего Государства, очень важны. Это нужно знать и помнить не только нам, послевоенному поколению, но и современным молодым людям, нашим внукам, которым дорога наша Родина!

  3. Евгения говорит:

    Саша, доброй ночи. Только закончила читать твой рассказ,поздравляю! Так широко,жизненно. Я просматриваю все твои встречи с людьми,посвятивших себя НЕБУ, рассказы о судьбах летчиков, штурманов, сражавшихся в годы войны и их мирная деятельность, поражаюсь, как ты все успеваешь; и чувствую, что все эти люди мне очень близки, если я вижу «авиатрис» — всех знаю в лицо и по именам. В общем,всех ты «заразил» этой профессией. Спасибо, лично я получаю удовольствие от твоих рассказов об этих замечательных людях!

    • Александр Крохин говорит:

      Доброе утро, Женя! Рад, что тебе понравился мой рассказ о легенде нашей авиации. С детства я мечтал стать профессиональным лётчиком, но судьба распорядилась так, что я остался только в спортивной авиации. Но, авиация во мне сидит как вирус, а люди, отдавшие ей всю свою жизнь, мне симпатичны и я их люблю. Авиатрисы — это особая тема. Это сильные женщины, которые в чисто мужской профессии лётчика, показали себя настоящими героями.

  4. Альбина говорит:

    Александр Николаевич! Дорогой! Прекрасный рассказ! Сколько событий, встреч, воспоминаний вы описываете! Спасибо!

    • Александр Крохин говорит:

      Спасибо, Альбина! Я планирую, как минимум, ещё три части «Диалогов» написать. Столько интересного и полезного мы слышим во время этих встреч, что хочется поделиться впечатлениями со всеми нашими друзьями.

  5. admin говорит:

    Александр Николаевич!
    Спасибо за рассказ. Интересно — не то слово! Соглашусь с Лидией Владимировной — буквально проглатываешь… и ждёшь продолжения!

    • Александр Крохин говорит:

      Спасибо, Евгения Аркадьевна! 23 декабря Василию Васильевичу Решетникову исполнится ровно 100 лет. Я, честно говоря, даже не представляю, какой подарок я ему смогу преподнести к этому дню, кроме, как частичку своего сердца, упакованного в этих рассказах.

  6. Интересно! Человек-легенда, не запятнавший себя ни чем. Даже не верится, что в таком возрасте есть и память и желание встречи возможность живого общения…

    • Александр Крохин говорит:

      Согласен с Вами, как говорят: Господь дал ему многое, главное дожить до 100 лет и сохранить при этом ясный ум, живое общение с другими, прекрасную память, любовь и почитание к нему других людей. Дай Бог здоровья Василию Васильевичу ещё на долгие годы!

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *