Прекрасный поэт и человек. Начиная с 1929 года Александр Фёдорович тесно связан был с литературным объединением «ВАЛЬЦОВКА», при заводе «СЕРП и МОЛОТ», которым он руководил. Мне довелось быть членом этого старейшего объединения литераторов страны, с 1976 года. И своего сына Александр Фёдорович и Мария Александровна назвали Сергеем – в честь ПОЭТА. Сергей Александрович Филатов – известный общественный деятель. С 1993 по 1996 год, в частности, он возглавлял Администрацию президента Ельцина Б.Н.
На занятиях «ВАЛЬЦОВКИ» частыми гостями были родственники Сергея Есенина, в том числе и сёстры: Екатерина и Александра…
В 1989 году наш советско-болгарский журнал «ДРУЖБА» опубликовал статью Владимира Тимофеевича Фомичёва (сменившего Александра Фёдоровича) о «ВАЛЬЦОВКЕ». Одним из активных членов Объединения был поэт Сергей Плахута. который ныне являетсят членом Академии Российской литературы и техническим редактором альманаха «МОСКОВСКИЙ ПАРНАС». Участвовал в работе «ЛАДОГИ».
В.М. Кузнецов
НА РОДИНЕ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА
Старшей сестре поэта
Екатерине Александровне
Посланцы Грузии,
Давно мы ждали вас,
Давно в края рязанские просили…
Мы приглашали с вами Весь Кавказ
В объятья обитателей России.
Спасибо вам,
Что на простор земли,
Где по багрянцу стелется прохлада.
Вы, дорогие гости, принесли
Дыханье гор и запах винограда.
А разве окский берег не красив?
Недаром от волненья вы запели,
Есенинские долы огласив
Бессмертной песней
Шота Руставели.
Нас, россиян,
С певцами гордых скал
Роднили не пиры и не пирушки —
Нас Лермонтов
Навеки побратал,
Нам завещал
Жить в доброй дружбе
Пушкин!
А сколько этой дружбе посвятил
Стихов и тостов
Наш Сергей Есенин!
Он, говорят,
Платан порой весенней
И белую березку поженил…
Г рузинам.
Кто радушием богат,
Так написал
Певец советской нови:
«Я — северный ваш друг
И брат!
Поэты все единой крови!»
Сергей
Велел вас с честью принимать.
Друзья, гостите!
Просим сделать милость!..
Жила б сейчас
Его старушка-мать.
Она бы
возле печки суетилась.
Приезд ваш для России —
Торжество,
Оно шумит по рощам и дубравам.
Пришла сегодня Катя на него,
Чтобы сказать вам, гости,
С полным правом:
— Посланцы Грузии,
Давно мы ждали вас,
Давно в края рязанские просили…
Мы приглашали с вами
Весь Кавказ
В объятья обитателей России.
МАТЬ ЕСЕНИНА
Татьяне Фёдоровне Есениной
1
В приокском селе под Рязанью
Жила эта русская мать.
Она за шитьем и вязаньем
Привыкла сынка поджидать.
Бушует метель по обрывам,
И даль над рекою темна,
Она ж за шитьем кропотливым
Сидит и сидит у окна.
Окликнет ли ночью возница
На снежной дороге коней,
К соседям в окно постучится,
А сердцу послышится: к ней!..
Но щелкнет вожжа незнакомо,
Вздыхает старушка: — Не он!..
Хрустит на полатях солома,
И сон уже больше не в сон.
Припомнится ей, как бывало:
Стройна и лицом хороша,
В просторном ушате купала
У русской печи кудряша.
Как громко трещала лучина,
Как вешней капелью не раз
Сергуньке головку мочила,
Чтоб гребень в кудряшках не вяз.
В избушке своей тесноватой,
Где пахло парным молоком,
Она любовалась когда-то
Живым озорным ползунком.
Отец его брал на закорки:
— Держись-ка покрепче, малыш!.. —
И вот он в каком-то Нью-Йорке,
А после — Берлин и Париж…
И мать от березки опавшей
Спешит в опечаленный сад,
Маня подгоревшею кашей
Взъерошенных ветром цыплят.
Ее под гармошку и песни
С крыльца окликает сосед:
Куда ж закатился мой крестник?
Семь месяцев весточки нет!
Задумалась… Вместо ответа
Решила лампадку зажечь.
И сын ее смотрит с портрета,
Раскинувши кудри до плеч.
В крестьянской рубашке расшитой,
Юнец без особых примет.
А нынче, поди ж, знаменитый,
Прославленный русский поэт!
С причудливой тросточкой снится,
Журналы столичные шлет,
Заметно успел измениться:
В манишке и облик не тот!
Задумчивей стал и угрюмей.
Глядишь, обретет полноту.
А снят-то: в английском костюме,
С заморскою трубкой во рту…
Такой он в избушке некстати.
Такой он не по сердцу ей.
Чтоб снимков не видеть с полатей.
Нашла уголок потемней.
Старушку сомненье тревожит:
«Нет-нет, размещу их рядком.
Пусть в шляпе, пусть с тростью,
А все же
Он видится мне ползунком.
Душой материнскою знаю,
Что, как бы он ни был далек,
Старушке и нашему краю
Вовек не изменит сынок.
В каких бы он ни был столицах,
А в край свой заглянет опять:
Крестьянской избе поклониться,
Рязанскую вишню обнять».
…Бывало, о жизни расспросит —
И сразу в заречье скорей:
Все дни пропадал на покосе,
У дымных костров косарей.
Любовно подтрунивал крестный:
— Наверно, про косу забыл?
А ну-ка на травушке росной,
Поэт, покажи нам свой пыл.
И, сбросив пиджак свой английский,
Перчатки швырнув на межу:
— Да я ль, — говорит, —
Вам не близкий?
Давайте. Готов. Покажу!
Девчата присели на копнах,
В глазах удивленье у всех.
А вслед мужики:
— Расторопный!..
— Найдите хоть малый огрех!..
Устал. Примостился у кочки.
Глаза опустил от похвал.
— Спасибо. Хорошие строчки
Ты нынче косой написал.
Размах твой и ровен и точен.
Ты свойский, мужицкий, наш.
Бахвалишься славой не очень
И сердце свое не продашь.
А мать в этот памятный вечер
Тиха и спокойна была.
Когда он вернулся с заречья
С друзьями родного села.
И, видно, развеяв кручину,
В избе до рассвета писал.
А утречком с шубой овчинной
Поднялся на свой сеновал.
…Тут как-то приехал на святки,
Затеял под окнами бал:
Девчатам на тульской двухрядке
Рязанские песни играл.
Чуть смолкли мотивы кадрили,
В заснеженной дымке берез
Поэта кольцом обступили:
— А новые песни привез?..
Давно тебя ждали на отдых,
Учили стихи наизусть.
Мы часто поем в хороводах
Про нашу Советскую Русь.
Прославил ты наше раздолье.
Старинный и песенный край.
Давай-ка о матери, что ли,
О саде весеннем сыграй!
Присел на крылечко веселый.
Проворно провел по басам.
И только про вешние долы
Запел под гармонику сам,
Сергею из дальнего края,
Покрытого снегом села,
Нежданно гармошка другая
Свой голос в ответ подала.
Есенин привстал в полукруге.
Девчата — ладони к бровям:
— Да это же наши подруги,
Сережа, наверное, к нам!..
— Смотри-ка.на стайки разбились!
— Подруги, видать, не одни…
— Собаки-то как всполошились!..
— А ряженых сколько, взгляни!..
— Кто ж вывернул так полушубки?..
— Ребята, как черти, в шерсти.
— А Колька-то — козочка в юбке —
Умеет бородкой трясти!..
— Полкан-то и тот перепуган…
— Упрятался, бросило в дрожь. —
«Медведь» ковыляет из круга:
— Сережа, ну как, узнаешь?..
Есенин попятился даже:
— О юность! О край мой родной! —
Давно ли стучала о баржи
Река перекатной волной?
Давно ли зеленою тиной
Покрылась озерная гладь,
Где часто за стайкой утиной
Учил его дядя нырять?
Все вспомнил:
И зимы, и весны,
Цветы, и сугробы равнин.
— Да как же,
У нас даже крестный
С тобою, дружище, один.
— А знаешь?..
— А помнишь?!.
— Давно ли!..
— Конечно, Игнат, узнаю,
Как песню, святую до боли,
Как давнюю юность свою.
Взъерошил вихор у Игната,
В горячих объятьях затряс…
Но вот расступились девчата,
И новый «герой» напоказ.
Пушистым снежком убеленный,
Мелькнул за стволами берез.
Какой-то колпак из картона
На бровь рыжеватую сполз…
Перчатки из пестрого ситца
На пальцах узки и смешны.
Идет, на Сергея косится
Под звуки гитарной струны.
— Нашел, — говорит, — на покосе,
Вон там, на заречном лугу.
Хранил их и лето и осень,
А чьи, разгадать не могу.
Висели давно у колодца.
Посмотрят: не лезут иль жмут.
Быть может, хозяин найдется
Сегодня на празднике тут?..
Из круга:
— Да что вы, подружки,
Таких у нас, кажется, нет! —
…А мать за стеною, в избушке.
Глядит на Сережин портрет:
— С твоими, Сереженька, схожи,
Смотри, как поддели, сынок. —
И снова сомненья тревожат:
— Найду потемней уголок.
Вздохнула, присев у кровати:
— Здоровьишком стала плоха…
Намек-то, Сереженька, кстати —
Подальше, сынок, от греха.
Привстала, о гвоздь укололась.
И только б зажечь огонек —
За окнами крестного голос:
— Кому не понятен намек?
Мать ищет вязальные спицы,
А голос опять у окна:
— Он правды у нас не боится,
Душа его правде верна.
Сергей наш полсвета объехал,
В каких бы краях ни бывал,
Нигде не оставил огреха
И песни своей не прервал.
А шляпа?! Подумаешь, диво!
Еще для такой головы!
Уж если сказать справедливо,
Оденете скоро и вы.
Взял в руки гармонику крестный
И топнул о землю ногой.
А крестник в дыму папиросном —
Курил-то одну за другой.
Снежинки в открытые сени
Летят мотыльками на свет.
Снимает вдруг шляпу Есенин
И громко смеется в ответ.
— Я в ней, — говорит, — из столицы
Приехал к друзьям и родным,
Чтоб нашим полям поклониться
И сверстникам близким моим.
Обряды российские знаю,
О них и в стихах поминал…—
А сам устремился к сараю,
Отцовский тулуп отыскал.
На беличью шапку в чулане
Пристроил коровьи рога.
— Ребята, выкатывай сани,
Махнем-ка по кручам в луга!
Там громче поется гармоням,
Садись на ковер-самолет.
Чертей по оврагам разгоним,
Пусть знают, как юность поет!..
А мать от окна не отходит.
В избе и не пахнет зимой:
Уж в пору в таком хороводе
Пройтись под гармошку самой.
Сергей-то не в омуте где-то,
А с нею, в семействе своем.
Вот так бы и ждать до рассвета,
От радости плача тайком.
2
С долин долгожданной порою
Теплынью согнало снега.
И только река под горою
Еще не вошла в берега.
Над синею гладью разлива
Грачиные тучи кружат,
Качаются вербы игриво,
Пушатся, как стайки утят.
Вскипает, вздувается пена
В густом молодом ивняке.
И тополь в воде по колено,
И лес утонул вдалеке…
Не схлынули полые воды
От низких плетней и оград.
А время водить хороводы…
Девчата, девчата грустят.
Поют ли под звон колокольни,
Кружатся ль у белых берез —
А все же в заречье раздольней,
Нет-нет, да и глянут на плес.
На берег взойдут хороводом,
Поют на обрыве крутом,
А после гурьбой мимоходом
Заглянут в есенинский дом.
Расспросами души тревожат,
В избе на портреты глядят:
— Когда же приедет Сережа?..
— Опять укатил в Петроград!..
И вновь донимают девчата:
— Что пишет в последнем письме?
— Мы помним, он с нами когда-то
Любил погулять по весне.
Вздохнет хлопотливая:
— Знаю!.. —
Присядет, тиха и кротка.
И снова тревогу скрывает
Под сумрачной тенью платка.
Девчат до крылечка проводит,
И снова в избушке одна.
На мутную ширь половодья
Глядит и глядит из окна.
Уж больно назойливы слухи:
Сергей тяжело занемог,
Частенько бывает не в духе,
В пивных пропадает сынок.
Молва расползлась по округе
И даже дошла до сельчан:
Запутали парня пьянчуги,
Гуляет, не спит по ночам.
«В году не приехал ни разу.
Знать, к дому пути далеки…
Хлюсты затуманили разум,
Летят, как на свет мотыльки.
Далась ему слава на горе.
Мне просто сынка не понять…»
Вздыхала, молилась,
А вскоре
Увидела многое мать.
…По тряской и пыльной дороге,
Взбегая со склона на склон.
Гремели крестьянские дроги,
Минуя последний прогон.
Уже показались колодцы,
Уже замелькали плетни,
Но что-то душе не поется,
Как пелось в далекие дни.
В разлуке все сердце изныло.
Устал. Не поднять головы.
А тут еще надо же было —
Дружка прихватил из Москвы.
Лежит на повозке, икая.
А сколько прибавил хлопот!
И сила уже никакая —
Буди не буди! — не берет.
Земляк — молчаливый возница —
Промолвил, въезжая в село:
— Пускай он немножко проспится,
Смотри, как его растрясло.
— А я ведь за друга в ответе,
Хотя канители не рад.
— Такому бы ездить в карете,
Уж больно дружок жидковат.
— Просился: «Сережа, Сережа,
Поедем в деревню вдвоем».
Упрашивал долго
И все же
Сумел настоять на своем.
— Он значится тоже… в поэтах?
— Поэт, Пересветов Вадим.
— Как, как говоришь?
— Пересветов,
Такой у него псевдоним.
— Я что-то такого не знаю,
Не слышный он в нашем краю.
Тебя вот, Сережа, читаю
И даже частенько пою.
Сергей улыбнулся смущенно,
А думы уже о другом:
«Поклон тебе, край мой зеленый,
Мой милый родительский дом!..»
Задумался, шляпу снимая,
Идет, распахнув макинтош:
Ну как ты, моя дорогая,
Любимая мама, живешь?..
Знакомься, встречай…
Из столицы
Товарища в гости привез. —
И мать у стола суетится,
В глазах зарябило от слез.
Платок в сундуке отыскала
С пушистою светлой каймой.
Припала к плечу, обнимала:
Приехал!.. Хороший ты мой!..
Кошелку внесла из чулана,
Накинула скатерть на стол:
И гостя приветим желанно.
Ведь ты же в меня хлебосол.
Хватилась:
— Что ж гость-то не входит? —
И тут же растапливать печь.
— Устал. Растрясло на подводе,
Ему б не мешало прилечь…
Зовут его, мама, Вадимом.
Наш край захотел повидать…
— Устал с непривычки, родимый
Сейчас приготовлю кровать.
Пыталась раздеть — не выходит,
Застежки, расстежки подряд…
— Уж больно одет-то по моде.
Для нашей избы франтоват!..
В селе ведь, сынок, не хоромы.
Не знаем фасонов и мод…
Мягка ль ему будет солома,
Пожалуй, еще не уснет?
Сомненья, сынок, беспокоят:
Вдруг скудным покажется стол? —
Есенин, смутясь, на другое
Тотчас разговор перевел:
— Где ж крестный?
Зови его к чаю! —
А мать удрученно в ответ:
— Сама о нем, милый скучаю.
Теперь он уже не сосед.
Другие теперь в его доме,
За зиму привыкли едва…
А крестный давно в исполкоме.
Уезду всему голова.
Как только на сходке застрянет —
Моей предпочтенье избе!
Присядет, расспрашивать станет,
И все о тебе, о тебе.
А как говорит-то влюбленно:
«Мой крестник, кому он не мил!»
Не знает!..
А то б из района
Сейчас же верхом прикатил.
…Чуть вспыхнул рассвет над поляной,
Старушка светильник зажгла.
В избе аромат конопляный —
Дыханье живого тепла.
Приехал сынок из столицы —
В полях и на сердце весна.
А в радостях, как говорится,
Изба пирогами красна.
Весь край, озаренный рассветом,
Для сына желанный приют.
И яблони шепчут об этом,
И птицы об этом поют.
Как будто бы синие дали,
И лес, и сады, и река
В весеннем дыханье узнали
Шаги своего земляка.
Да как же ей радостным часом
Сегодня до солнца не встать?!
В хозяйстве нашлись и припасы,
Что свято не трогала мать.
Хранила настойку на случай,
Грибы, огурцы сберегла,
А к чаю румяный, пахучий,
Как в праздник, пирог испекла.
В избе аромат благовонный
Плескался, как отсвет зари.
А дым застилает иконы. Сережа:
— Вадим, не кури!..
А тот по-осеннему мрачен,
Костюм прихотливый помят.
В стакане недопитом прячет
Неловкий, скучающий взгляд.
Старушка:
— Сереженька, потчуй
Грибами, гусем, пирогом.—
А гость еще долгою ночью
Заметил: уныло кругом.
За окнами звонкие птицы,
В росинках разбуженный сад.
Сергею уже не сидится,
Глаза синевою горят.
Зовут соловьиные ночи.
Манит неоглядный разлив.
В избушке Сергей разговорчив,
Приезжий Вадим молчалив.
Открытая сердцу и взгляду,
Идет по просторам весна.
— Пойдем погуляем по саду,
Отсюда Россия видна.
Ты слышишь, как птицы распелись,
Ты видишь, как вьются у крыш,
Вадим, а погодка-то прелесть!
Да разве в избе усидишь!..
А синь-то, а ширь-то какая,
Приметна моя сторона!.. —
А тот, к удивленью, зевая:
— Я все разглядел из окна.
Да где ж твои белые вишни,
Где ж музыка синих озер?..
Как вижу, восторги излишни,
Ты просто, Сергей, фантазер.
Да где же здесь гулкою ранью
На розовом мчаться коне?
Деревня с тоской тараканьей.
Сам знаешь, совсем не по мне!..
Ты песни сложил, и немало.
Которые чувства полны,
Которым душа подпевала
Под звуки гитарной струны.
Давай-ка затянем о тройке,
О брызгах заманчивых глаз.
Они ведь под рюмку настойки
Нам душу встряхнут и сейчас.
Сергей показал на полати,
Вадиму моргнул из угла:
«Мол, песня, дружище, некстати —
Старушка вздремнуть прилегла.
Ты слышал: «Все боже да боже,
Дела одолели, дела!..»
Зачем хлопотунью тревожить?
Подумай!..»
Но мать не спала.
Старушка не охнула даже,
Хоть муки больнее без слез.
Кому о раздумьях расскажешь?
Кого ты, Сережа, привез?..
Холеный, кому он здесь нужен?
Кому его песня мила?..
А все ж, накрывая на ужин,
Настойку опять подала.
На лавке приблизилась к сыну
И так потеснила, чтоб он
Собою дружка отодвинул
Подальше от светлых икон,
Чтоб гость не коптил ее угол,
Чтоб там фитилек не погас.
А сын уговаривал друга:
— Пойдем на гулянье сейчас.
Какие мы песни услышим!
Ведь здесь на селе у меня
Под каждой соломенной крышей
Живет дорогая родня.
Пойдем на гулянье к ребятам.
Они теперь рядом, в саду.
Я с ними азартно когда-то
Играл на селе в чехарду.
А хочешь, поедем в Криушу,
Сейчас лошадей запрягу.
Промчимся за милую душу!
А как хорошо на лугу!
Увидишь рязанские ночи.
Каков при луне небосвод!..
— Поедешь в Криушу?..—
Не хочет.
— Пойдем на село?..—
Не идет.
Вздыхает:
— В Москву не пора ли?
Ведь твой хоровод не «Пегас».
Вот там бы, конечно, сыграли
Цыганскую штучку для нас.
От кваса, о Серж мой, изжога —
Все сердце исходит тоской.
Встряхнуться бы надо немного:
Ведь нас теперь ждут на Тверской.
Артистки грустят о поэте,
А что ты им будешь читать?..—
И даже Сергей не заметил,
Как это обидело мать.
Привстала она, багровея.
Как будто в удушливом сне:
— Куда вы зовете Сергея?
Ведь он же приехал ко мне!..
Взметнулись горячие руки,
Обвили сыновнюю грудь:
— Все сердце изныло в разлуке,
Да ты хоть недельку побудь!..
Ведь не был на водку ты падок.
Тебе ль до фасонов и мод?..
Сереженька, с разных вы грядок.
Он душу твою не поймет.
Тебя еще крестный не видел,
А он нам желаннее всех.
Такого оставить в обиде,
Ей-богу, Сереженька, грех.
3
Зацокали дробно копыта,
Чуть дрогнул в избе огонек,
А дверь уже настежь раскрыта…
— Да ты бы пораньше чуток!..
Старушка навзрыд голосила,
В беде задыхалась от слез:
— Нагрянул!.. Нечистая сила!
Увез, окаянный, увез!..
Сергей все о людях, о школе…
Как солнышко, очи ясны…
Увез от рязанских раздолий,
Увез от друзей и весны.
В ушах только грохот колесный.
С хлыщом… на Тверскую… в подвал…
Я сердцем звала тебя, крестный,
Ну что же ты так запоздал?..
А как его ждали девчата!..
Умчал. Не послушался мать.—
А крестный в дверях виновато:
— Не плачь, успокойся, присядь!..
Нас всех, дорогая Татьяна,
Дела одолели, дела…—
Кнут бросил к порогу чулана,
Устало присел у стола.
— Работаем, чисел не зная.
Очнешься — рубаха в поту.
В уезде вот-вот посевная.
Сейчас собирал бедноту.
Ни плуга, ни борон у многих,
А каждый землей наделен.
Куда им без нашей подмоги —
Опять к кулакам на поклон?
О них в исполкоме забота.
Ну, вот и решали вопрос…
А мне на собрании кто-то:
Мол, сына к Татьяне привез…
Я понял его с полувзгляда —
Одумался крестничек мой.
А этого… выгнать бы надо
От имени власти самой.
В России мой крестник Есенин
Богатой душой знаменит.
К нему, как на пламень весенний.
Недобрая мошка летит.
Ее отогнать бы нещадно,
Смахнуть на порыв ветряной…
А тут — с урожаем неладно,
А тут — и беда над страной.
Мы с Родиной думой одною
И делом одним скреплены.
А что у меня за спиною?
Окопы гражданской войны.
Гроза над бедняцкой Рязанью:
Кулацкий мятеж, недород.
А тут Ильича указанье:
«Товарищи, время не ждет!
Рабочий — к мехам, за горнило,
Крестьянин — за косу и плуг…»
Всех жажда труда захватила —
Родных повидать недосуг!
Цеха восстанавливать надо,
А в поле — уборки пора…
И крестник опять без догляда,
И снова жужжит мошкара.
И прячется где-то в подвале
Чужой и хохочущий сброд.
Где льстиво поэта подхвалит,
Где лишний глоток поднесет.
Плетет несуразицу спьяна
И пьет за бокалом бокал.
Все знаю… Признаться, Татьяна,
Я, видно, давно опоздал!..
4
Все это забылось не скоро…
Поныне здесь помнят о нем
Река, перелески, озера
И клен, что стоит под окном.
Рябины в приокской низине,
Березы и вербы села…
По-прежнему с думой о сыне
В избушке Татьяна жила.
Пусть сгорбились плечи сутуло,
Пусть стала нелегкою стать,
Но горе к земле не пригнуло
От слез поседевшую мать.
Ей дали квартиру в столице —
Просторна, уютна, светла.
Но как ни старалась прижиться —
Недели прожить не смогла.
Луга, что воспеты Сережей,
Раздолье и свежесть полей
Душе несказанно дороже,
И память о сыне милей.
Старушку Татьяну сельчане —
Хозяева новой земли —
Не бросили в тяжкой печали
И на ноги встать помогли.
Куда б ни стучалась Татьяна,
К кому б ни вошла на порог —
Для всех дорога и желанна.
Везде самовар и пирог.
По-прежнему крестный в Совете,
И домик уже знаменит:
Ведь слава о русском поэте
Давно по планете гремит.
В Берлине горды ее сыном,
В Софии о нем говорят,
По сердцу норвежцам и финнам
Российских полей аромат.
И жизнь потекла по-иному —
Ведь гости-то, гости — гурьбой,
Тропинка к заветному дому
Уже становилась тропой.
Скрипят на крылечке ступени.
Шумит детвора у ворот:
— Вот дом, где родился Есенин!..
— Здесь мама поэта живет!
Ушли пионеры, а вскоре
Вослед ветераны труда:
— Вон там, за Окой, санаторий,
Мы к вам издалека сюда.
Накинуть платок попросили,
Взглянули на алый закат.
Давайте на фоне России
Заснимем ее, — говорят…
5
…Однажды с приокского луга,
Видать, без дорог, стороной.
Под именем давнего друга
Забрел к ней турист пожилой.
В кепчонке, в плаще запыленном
Присел на придвинутый стул.
Назвал себя мистером Джоном
И руку, склонясь, протянул:
— Я дальний, но русским владею.
Читаю про древнюю Русь. —
В любви объяснился Сергею,
«Письмо» ей прочел наизусть.
Заверил, что томик с березкой
Поныне у сердца хранит,
Что сын ее даже
В заморской,
Далекой стране знаменит.
В таком разберешься не сразу:
Смолчала старушка в ответ.
Лишь гостя окинула глазом
От кепки до модных штиблет.
Знакомое, тяжкое что-то
Нарушило сразу покой.
Не он ли?..
Взглянуть бы на фото,
Да жалко, что нет под рукой.
С тревогой взглянула на Джона,
Расправила плечи пред ним
И вдруг в тишине напряженной
Спросила:
— А вы не Вадим?
Он даже не понял вопроса. Смутился:
— Простите, я Джон… —
И густо дымил папиросой
У старых крестьянских икон.
Вам виллу бы, матушка, надо,
С балконом на берег реки.
Высокий фонтан среди сада,
Дорожки, песок, цветники…
Россия о вас позабыла,
Есенинский стих не в цене.
Потемки!..
Какая тут вилла,
В болотной глухой стороне!
У молк — помешали сельчане.
Вошли — не успел досказать…
И душно и тяжко Татьяне:
Разгневана русская мать.
Подруг не заметила даже.
Что сели рядком на скамыо.
Да разве при них он доскажет,
Раскроет душонку свою?!
Раздумье и душит и гложет,
Рыданье сдержала с трудом:
«О, как они, нехристи, схожи!..
И этот поганит мой дом.
Зовет помирать на чужбине…
Забрел среди белого дня…
Давно ль «хлопотали» о сыне?
Теперь добрались до меня.
Чего же ты жмешься к порогу,
Не хочешь сидеть у окна?..
Боишься, мне люди помогут?
Не бойся, я справлюсь одна!..
Ты видишь, я встала не плача,
Пускай на душе тяжело.
Но только теперь-то я зряча:
Мне горе прозреть помогло».
И, вправду, привстала, прямая,
Пошла у подруг на виду.
Помочь бы. Да слышат:
— Сама я.
Сама, дорогие, дойду.
В расшитой рубашке с портрета
Сергей улыбается вслед:
«Ведь Джон ожидает ответа.
Каков же твой, мама, ответ?..»
Пусть сердце остынет немного.
«Сережа, сынок мой родной,
Дай силы дойти до порога.
Я вижу, ты рядом со мной».
Платок отряхнула дареный,
Ослабила узел тугой.
Блеснула глазами на Джона
И дверь распахнула ногой.
В углу загремела посуда,
Погас огонек у икон.
— А ну, убирайся отсюда,
Иди по-хорошему, Джон!
Петляй своей тропкой убогой
И там, у себя, куралесь,
А русскую землю не трогай
И в русскую душу не лезь!
Горжусь, что такого поэта
На славной земле родила.
Она моим сыном воспета
И мне теперь трижды мила!
Могу ль я на чье поруганье
Сыновнюю песню отдать?!
В приокском селе под Рязанью
Жила эта русская мать.
© Copyright: Александр Филатов
Впервые я пришёл на «ВАЛЬЦОВКУ» 3 октября 1975 года, как раз в День 80-летия Сергея Александровича Есенина. Тогда же познакомился и с сёстрами поэта. И был приятно удивлён, какое огромное количество членов ЛИТО собралось в зале. И весь ДУХ вечера был пронизан творчеством Великого Поэта… Бережно храню книги стихов самого Александра Фёдоровича. А несколько лет назад удалось напечатать подборку его стихотворений, с подробной о нём биографией, в болгарской газете «ЛИТЕРАТУРА И ОБЩЕСТВО», в приложении «ЕСЕНИНСКИЙ БУЛЬВАР» (г.Варна; гл.редактор Станислав Пенев).
В этом году я посетил Введенское кладбище, где отыскал могилу Анны Романовны, на 23 участке, и сообщил друзьям из Рязанской диаспоры о плачевном её состоянии..
В своё время, когда я занимался в Центральном историческом архиве Москвы, удалось обнаружить запись о крещении (1891 год) А.Р.Изрядновой в Храме мучеников Флора и Лавра (иконы Божией матери «Всех скорбящих Радость») на Зацепе, возле Павелецкого вокзала.
Всеволод Михайлович, спасибо вам за такой интереснейший материал для сайта!
Какая же сильная поэма… просто зачиталась! Александр Фёдорович написал так… что дух захватывает!
ЖЕНЕЧКА, СПАСИБО! АЛЕКСАНДР ФЁДОРОВИЧ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, ЧУДЕСНЫЙ ПОЭТ И ЧЕЛОВЕК! И СУПРУГА ЕГО МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА — МИЛЕЙШАЯ ЖЕНЩИНА! А МНОГО-МНОГО ЛЕТ НАЗАД ИХ СЫН СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ПОМОГ ОТЦУ СЕРГИЮ СИМАКОВУ: СВЯЗАЛСЯ С ЯРОСЛАВСКИМ ГУБЕРНАТОРОМ И ПЕРЕДАЛ ПРОСЬБУ БАТЮШКИ — ПОЧИНИТЬ ДОРОГУ К МОНАСТЫРЮ АРХАНГЕЛА МИХАИЛА, «ЧТО БЛИЗ УГЛИЧА, В БОРУ». И УЖЕ ЧЕРЕЗ ПАРУ НЕДЕЛЬ ВСЁ БЫЛО СДЕЛАНО.
Сколько же интересного у нас на сайте!
Очень интересная поэма!
СПАСИБО, ДРУЗЬЯ! ПОПАЛИ В ДЕСЯТКУ!