Пишут друзья. Поэт без страха и упрёка. Статья Е. Борисовой

Фото: Н.С. Гумилёв в 1906 г.

Фото: Н.С. Гумилёв в 1906 г.

Николай Степанович Гумилёв (1886 – 1921)
Русский поэт редкой индивидуальности и сложной, трагической судьбы. Гумилёв — создатель одного из самых значительных течений в литературной жизни России начала ХХ века – акмеизма, оказавшего большое влияние на развитие русской поэзии.
Будущий поэт родился 3 апреля (по старому стилю, по новому — 15 апреля) 1886 г. в Кронштадте в семье военного медика — корабельного врача Степана Яковлевича Гумилёва и его второй жены Анны Ивановны, урожденной Львовой. Предки со стороны матери являлись представителями одного из древнейших княжеских родов России. «Пращур поэта по линии матери, князь Милюк, был первым владельцем имения Слепнево Бежецкого уезда Тверской губернии», — пишет исследователь жизни и творчества Николая Гумилева, Вера Лукницкая. Потомки Милюка участвовали в сражениях под Очаковом, под Аустерлицем. В 1912 г. Гумилёв в своем неоконченном цикле о Наполеоне напишет:
«Мой прадед был ранен под Аустерлицем
И замертво в лес унесен денщиком,
Чтоб долгие, долгие годы томиться
В унылом и бедном поместье своем.»

Действительно, дед матери Яков Викторов прожил более 100 лет. Его дочь, Юлиана, родившаяся в 1814 г., вышла замуж за Ивана Львовича Львова. Их дочь Анна в 1885 г. стала супругой выходца из семьи рязанских священнослужителей, Степана Яковлевича Гумилёва — военного врача, статского советника, вдовца, имеющего малолетнюю дочь.
Младший сын Гумилёвых, в отличие от старшего, Дмитрия, рос слабеньким, худеньким мальчиком, до 15 лет страдающим сильными головными болями. Более всего Коля любил бывать дома, в обществе матери, фанатично и безмерно обожающей его. Мальчик трепетно относился к истории своего рода, к понятию дворянской чести… И мечтал, чтобы мать гордилась своим сыном.
Учился Коля Гумилёв в Николаевской Царскосельский гимназии, но занятия разрушительно сказались на его здоровье. Обеспокоенные родители перевели его на домашнее обучение. Болезненный мальчик стойко переносил головные боли, редко плакал. Няня Мавра Ивановна очень любила Колю за кроткий и ласковый нрав, ради него долго жила в семье.
Когда отец решил, что младший сын достаточно окреп, то приказал домашнему учителю Газалову готовить Колю к поступлению в одну из лучших петербургских гимназий – частную гимназию Гуревича. Петербург, где теперь жили Гумилёвы, утомлял Колю еще более, чем Царское Село. Его отрадой стала купленная отцом усадьбу Поповка (по Николаевской железной дороге). В течение 10 лет Коля и его брат Дмитрий проводили в Поповке летние и зимние каникулы. В своих стихотворениях Николай Гумилев будет вспоминать дни, проведенные в любимой Поповке:
«Цветы, что рвал я ребенком,
В зеленом драконьем болоте,
Живые, на стебле тонком,
О, где вы теперь цветете?»

(Какая странная нега…), 1913

«Я ребенком любил большие,
Мёдом пахнущие луга,
Перелески, травы сухие,
И меж трав бычачьи рога.»

(Детство), 1916

«Когда я нахожусь в особенно творческом состоянии… я живу будто двойной жизнью, наполовину в сегодняшнем дне, наполовину там, в прошлом, в детстве. В особенности ночью. Во сне я постоянно вижу себя ребенком…». (Н.С. Гумилёв).
В 1897 г., в связи с назначением отцу курса лечения на Кавказских минеральных водах, семья переехала в Железноводск. А в 1900 г. у старшего сына, Дмитрия, стали подозревать туберкулез, и Гумилёвы вновь отправились в Грузию, где провели три года. В эти годы дети учились в Тифлисской гиназии. Гумилёв позже отмечал, что вопрос жизни и смерти его близких наложил глубокий отпечаток на творчество.
Вернулись Гумилёвы в Царское Село в 1903 г. 17-летний Николай получает разрешение обучаться на дому. К учёбе он по-прежнему относится равнодушно, — своему внутреннему миру будущий путешественник и поэт уделяет гораздо больше внимания.

Фото: А.А. Ахматова

Фото: А.А. Ахматова

24 декабря 1903 г. общие друзья познакомили Гумилёва с гимназисткой Анной Горенко. Регулярные встречи Анны и Николая начались с Пасхи 1904 г., после бала, которые давали Гумилёвы в Царском Селе. Произведения этого периода вошли в первый поэтический сборник — «Путь конквистадоров»:
Осенней неги поцелуй
Горел в лесах звездою алой,
И песнь прозрачно-звонких струй
Казалась тихой и усталой.

А вечерами в небесах
Горели алые одежды,
И обагренные, в слезах,
Рыдали Голуби Надежды.

Летя в безмирной красоте,
Сердца к далекому манили
И созидали в высоте
Венки воздушно-белых лилий.
(Осенняя песня), 1905

По окончании обучения в гимназии отец посылает Николая в Сорбонну. В разлуке велась бурная переписка между ним и Анной Горенко. На предложение руки и сердца девушка неизменно отвечает отказом. Николай доходит до мыслей о самоубийстве. Он раздобыл огромную порцию цианистого калия и постоянно носил его с собой. Алексей Николаевич Толстой, с которым Гумилёв был откровенен осенью 1907 г., пишет: «Смерть всегда была вблизи него, думаю, что его возбуждала эта близость. Он был мужественен и упрям. В нем был постоянный налет печали. Он был мечтателен и отважен – капитан призрачного корабля с облачными парусами».
Средство от черной меланхолии было найдено в мечтах о путешествии в Африку.
«Мы с тобою, Муза, быстроноги,
Любим ивы вдоль степной дороги,
Мерный скрип колес и вдалеке
Белый парус на большой реке.
Этот мир, такой святой и строгий
Что нет места в нем пустой тоске.»

(Открытие Америки), 1921

Несмотря на отказ рассерженного отца о финансировании путешествия, Николай не отказывается от своей мечты; урезая себя в расходах, он собирает из ежемесячных родительских получек сумму достаточную, чтобы совершить поездку на заветный континент. На этот авантюрный, даже рискованный поступок его толкает неуёмная жажда познания мира, взлелеянная за долгие годы увлекательного чтения. Он страстно хочет побывать в диком, нецивилизованном мире, куда ступала нога лишь самых отважных героев. Первая поездка продолжалась 6 недель – пока не кончились деньги. Николай смог посетить Стамбул, Каир, Порт-Саид; парижские друзья каждые 10 дней отсылали ничего не подозревающей матери письма, приготовленные сыном заранее.
В 1907 г. достигнуть неисследованных просторов Африки Гумилёву не удалось, но увиденное и испытанное произвело на 21-летнего юношу такое впечатление, что на следующий год он предпринимает новое путешествие. Поэтическим откликом стал второй сборник «Романтические цветы» (1908). Если свой первый сборник Гумилёв считал несовершенным и никогда его не переиздавал, то в «Романтических цветах» отчётливо заметны изменения в эмоциональном и духовном облике поэта — результат неустанной внутренней работы Гумилёва. Сдержанность сменила восторженное прежде отношение лирического героя к окружающему миру. Особенностью второго сборника стал экзотический антураж дальних стран, что можно проиллюстрировать строками из стихотворения «Жираф» — «визитной карточки» ранней поэзии Гумилёва:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь во влаге широких озер.

(Жираф), 1907

В 1910 г. поэт побывал в самом сердце Африки – Абиссинии. Причем проделал он это путешествие в одиночку. Собранные им материалы вызывают такой интерес у Этнографического музея, что в 1913 г. Гумилёва приглашают участвовать в экспедиции Академии Наук.
Третий поэтический сборник — «Жемчуга» — знакомые с творчеством Гумилёва читатели и критики встретили с неподдельным интересом. В «Жемчугах» звучит тема душевных исканий, результатами которых становятся истинные духовные ценности. Тема путешествия символизирует собой вечный поиск идеалов. Цикл «Капитаны» рожден гумилёвским преклонением перед подвигом и движением вперед.
Но в мире есть иные области,
Луной мучительной томимы.
Для высшей силы, высшей доблести
Они навек недостижимы…

Ватаге буйной и воинственной
Так много сложено историй,
Но всех страшней и всех таинственней
Для смелых пенителей моря –

О том, что где-то есть окраина –
Туда, за Тропик Козерога! –
Где капитана с ликом Каина
Легла ужасная дорога.
(Капитаны), 1909

О.Л. Делла-Вос-Кардовская. Портрет Николая Гумилёва. 1909 г.

О.Л. Делла-Вос-Кардовская. Портрет Николая Гумилёва. 1909 г.

Вот каков был облик Николая Гумилёва: «Его внешность была незаурядная – какая-то своеобразная острота в характере лица, оригинально построенный, немного вытянутый вверх череп, большие серые глаза, красиво очерченный рот. Стихи он читал медленно, членораздельно, но без всякого пафоса и слегка певуче. В одной руке он держит шляпу и пальто, другой поправляет цветок, воткнутый в петлицу. Кисти рук у него длинные, сухие. Пальцы очень выхоленные, как у женщины», — пишет художница Кардовская.
В письмах к Валерию Брюсову Гумилёв так говорит о главной причине своих путешествий: «Думаю найти в новой обстановке новые слова». Вот что волновало поэта! Не просто жажда приключений, но жажда поэтического совершенства, приобретенная ценой пусть даже немалых испытаний, и моральных, и физических. Необходимы были острота переживаний, смертельный риск, преодоление опасности. Все это готов был пережить поэт, чтобы создать свои произведения. Примером для Гумилёва служил любимый им французский поэт Артюр Рембо, променявший ремесло поэта на долю путешественника и торговца. Но и сам Гумилёв страстно полюбил этот континент. Особенно влекла его древняя Абиссиния. Он преодолевал немало различного рода трудностей, чтобы от Одессы добраться до Аддис-Абебы. Для сравнения можно привести впечатления жены русского дипломата, посла России в Эфиопии Бориса Чемерзина. Его супруга и спутница в совместном пути в Аддис-Абебу Анна Васильевна весьма прозаически, но зато подробно и откровенно пишет знакомым о тяготах переезда. Но у Чемерзиных были слуги и средства для обеспечения возможного комфорта, не говоря уже о почестях дипломатов и связанных с ними удобствами. Гумилёв преодолевал тот же путь самостоятельно и за очень скудные средства. Но если для Чемерзиных путешествие по Эфиопии и присутствие там – вынужденная деловая поездка, то поэт с восторгом впитывает все путевые впечатления, необыкновенные пейзажи, бытовые особенности и выражает все это в таких словах:
Оглушенная ревом и топотом,
Облеченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шепотом
В небесах говорят серафимы.

И твое раскрывая Евангелье,
Повесть жизни ужасной и чудной,
О неопытном думают ангеле,
Что приставлен к тебе, безрассудной.

Про деянья свои и фантазии,
Про звериную душу послушай,
Ты, на дереве древнем Евразии
Исполинской висящая грушей.

Обреченный тебе, я поведаю
О вождях в леопардовых шкурах,
Что во мраке лесов за победою
Водят полчища воинов хмурых.

О деревнях с кумирами древними,
Что смеются улыбкой недоброй,
И о львах, что стоят над деревнями
И хвостом ударяют о ребра.

Дай за это дорогу мне торную
Там, где нету пути человеку,
Дай назвать моим именем черную,
До сих пор неоткрытую реку.

И последняя милость, с которою
Отойду я в селенья святые, —
Дай скончаться под той сикиморою,
Где с Христом отдыхала Мария.
(Сборник «Шатёр». Вступление), 1921

Первым, кто «открыл» Николая Гумилёва читающей публике начала ХХ века, был один из «мэтров» символизма Валерий Брюсов. Именно в своем детище – журнале «Весы» — Брюсов напечатал первую критическую статью о поэзии 19-летнего Гумилёва. Рецензия была строгая, но в ней прозвучали и поощрительные слова: «…в книге есть несколько прекрасных стихов, действительно удачных образов…его победы и завоевания – впереди». «Путь конквистадора» проложил Гумилёву путь в литературу «серебряного века» и дал возможность сблизиться с миром, в котором обитали Брюсов, Мережковский, Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Федор Соллогуб. Не все модные поэты сразу поняли и признали поэзию Гумилёва. Зинаида Гиппиус взывает в письме к Брюсову: «О, Валерий Яковлевич! Какая ведьма сопряла Вас с ним? Мы прямо пали… Я была поражена параличом. 20 лет, вид бледно-гнойный, сентенции – старые, как шляпка вдовицы… Нюхает эфир, говорит, что он один может изменить мир. После того как он надел цилиндр и удалился, я нашла № «Весов» с его стихами, желая хоть гениальностью строк оправдать Ваше влечение, и не могла. Неоспоримая дрянь…».
Не получив признания в салоне Мережковских, Гумилёв не теряется. В Царском Селе он получает поддержку бывшего директора гимназии — Иннокентия Федоровича Анненского. Вскоре знакомится с будущим редактором и владельцем модного журнала «Аполлон» Сергеем Константиновичем Маковским. Брюсова, сумевшего в первых опытах начинающего поэта рассмотреть нечто интересное в своей творческой индивидуальности, Николай Гумилёв называл своим учителем и посвятил ему свой третий сборник – «Шатёр». Близкое знакомство свело Гумилёва с Вячеславом Ивановым, и Гумилёв сразу же погрузился в атмосферу «башни» Иванова, сблизился со многими ее обитателями. «Башня» имела очень большое значение в его жизни. Позднее, после революции, Гумилёв говорил, что культурная жизнь Петербурга накануне войны была настолько высока, что просвещенная Европа казалась ему провинцией.
О сборнике «Жемчуга» Брюсов писал: «…медленно, но уверенно идет к полному мастерству в области формы, почти все его стихотворения написаны прекрасным, обдуманным и утонченно звучащим стихом». Но и Брюсов не мог не отметить экзотического романтизма Гумилёва, который отчуждал Николая Степановича от современной жизни и его коллег по цеху.
Журнал «Аполлон» впервые увидел свет в 1909 г. Гумилёв работал в нём как литературный критик: в течение нескольких лет он печатает в «Аполлоне» ряд статей о поэзии. Маковский считал его своим главным помощником. Гумилёв обращал внимание читателей не только на новые имена русской литературы, но и познакомил их с произведениями французской поэзии XIX века, в том числе и народной.
Но, несмотря на интерес Гумилёва к разделу критики и к переводам, главным для него оставалась его собственная лира.
Все эти годы не прекращалось общение с Анной Горенко. Она согласилась стать женой Николая Гумилёва зимой 1909-1910 гг., вскоре после похорон его отца. Венчались они 25 апреля 1910г. в Черниговской губернии. Месяц провели в Париже. Посетили родовое имение Львовых в Тверской губернии. Решили поселиться в Царском Селе, с недавно овдовевшей матерью, Анной Ивановной Гумилёвой. Такая прозаическая женитьба вызвала удивление знакомых. «…Гумилёв женился на самой обыкновенной барышне», — писал поэт Владимир Пяст. Очевидно, ожидали, что Гумилёв привезет из очередного путешествия зулуску! Или, по примеру Артюра Рембо, останется в Абиссинии и заведет себе гарем. Но Гумилёв надеялся добиться любви неприступной Анны Горенко:
Сады моей души всегда узорны,
В них ветры так свежи и тиховейны,
В них золотой песок и мрамор черный,
Глубокие, прозрачные бассейны.

Растенья в них, как сны, необычайны,
Как воды утром, розовеют птицы,
И – кто поймет намек старинной тайны, —
В них девушка в венке великой жрицы.

Я не смотрю на мир бегущих линий,
Мои мечты лишь вечному покорны,
Пускай сирокко бесится в пустыне,
Сады моей души всегда узорны.
(Сады моей души), 1908

В конце лета 1910 г. Гумилёв пишет Брюсову: «Я уже женат и живу на старой квартире… думаю остаться еще на несколько месяцев…Пока смутно намечается поездка в Среднюю Азию». И вдруг – резкая перемена. «Дней через 10 я опять собираюсь за границу, именно в Африку. Думая через Абиссинию проехать в Европу. Всего месяцев пять». Всего через полгода после свадьбы он надолго уезжает в дальние края! Издатель Сергей Маковский пытается объяснить: «Хотелось увлечь жену мечтой о далеком волшебстве мира… От Анны Андреевны требовал поклонения себе и покорности, не допуская мысли, что она существо самостоятельное и равноправное. Любил её, но не сумел понять. Она была мнительно-горда и умна, умнее его; не смешивала личной жизни с поэтическим бредом. Коса нашла на камень… Он только и мечтал умчаться поскорее в новое странствие…».
Статья писателя Владимира Карпова, опубликованная в «Огоньке» в середине 1980-х, обращается к публикации писем Ахматовой, тогда еще гимназистки Анны Горенко. Некий адресат юной Анны знал о неудачном романе Анны со студентом факультета восточных языков Петербургского университета Владимиром Голенищевым-Кутузовым. Анна пишет из Крыма, где она лечилась после тяжелого воспаления легких. Болезнь осложнялась безответной, по-видимому, любовью к Голенищеву-Кутузову: «Будет ли Кутузов на Рождество в Петербурге… От мысли, что моя поездка может не состояться, я заболела… у меня жар, сердцебиение, невыносимые головные боли… Я не сплю уже четвертую ночь… я вчера упала в обморок на ковёр, никого не было в целой квартире… Какая я жалкая и ненужная. Главное не нужная, никому никогда. Умереть легко… В Евпатории я вешалась, гвоздь выскочил из известковой стенки… Отвечайте же скорее о Кутузове. Он для меня – всё». И, встречаясь с Гумилёвым в Царском, поддерживая с ним переписку, Анна не расстается с фотографией Кутузова. «Он здесь со мной… я могу его видеть – это так безумно хорошо… Я не смогу оторвать от него душу мою. Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделенной любви! Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет! Но Гумилёв – моя судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня… Я клянусь всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной»…
У Николая Степановича тоже были непростые истории с женщинами до венчания. Одна из историй связана с именем Лидии Аренс, живущей в Царском Селе. За Лидией Гумилёв открыто ухаживал в середине 1908 г. Предполагается, что стихотворение «Свидание» («Сегодня ты придешь ко мне…») обращено к Лидии. Был роман; дело кончилось скандалом в семье Аренсов, так что Лида даже оставила дом и жила отдельно. Отец умер, так и не примирившись с дочерью, а мать примирилась только в 1918 году. Анна Андреевна говорила, что Николай в августе 1908 г. говорил ей о своей влюблённости в одну из сестер Аренс, но она не знала, в какую именно, потому что ему очень нравилась тихая и прелестная, «как ангел», Вера Аренс, а Зоя Аренс была сама неудачно влюблена в Гумилёва. Но Анна Андреевна подтверждает, что «Свидание» написано к одной из сестер Аренс:
Сегодня ты придешь ко мне,
Сегодня я пойму,
Зачем так странно при луне
Остаться одному.

Ты остановишься, бледна,
И тихо сбросишь плащ.
Не так ли полная луна
Встает из темных чащ?

Проходит миг, ты не со мной,
И снова день и мрак,
Но, обожжённая луной,
Душа хранит твой знак.
(Свидание), 1909

Вторая история связана с именем поэтессы Черубины де Габриак. «Одна из самых печальных и фантастических фигур в русской литературе», — писал А.Н. Толстой. Её стихи печатали в «Аполлоне», но никогда её саму не видели. Она присылала надушенные письма в редакцию. Позже выяснилось, что за звучным псевдонимом скрывается учительница Елизавета Ивановна Дмитриева. В 1926 г. она написала некую исповедь, которую просила не публиковать до её смерти, а умерла она в 1928 г. Она уже была замужем и носила фамилию Васильева. Дмитриева утверждает, что в неё безумно были влюблены Гумилёв и Волошин, не могли поделить Елизавету и из-за этого стрелялись. Факт дуэли – единственное, что неоспоримо, так как на поэтов было заведено уголовное дело, окончившееся, правда, краткосрочным домашним арестом и штрафом для обоих. Но тот же Владимир Карпов пишет о причине дуэли в ином контексте. Цитирую статью:
«Молодая учительница Елизавета Дмитриева писала стихи, но рукописи ей редакции возвращали. Максимилиан Волошин посоветовал ей послать стихи в «Аполлон», где благосклонно относились к молодым поэтам. Но и редактор «Аполлона» Сергей Маковский возвратил рукопись. Тогда Волошин придумал мистификацию: он правил новые стихи Дмитриевой, и она отсылала их почтой в «Аполлон», а подписывалась и по телефону представлялась как Черубина де Габриак. Не удивительно, что стихи после редактирования понравились, их напечатали. Однажды в мастерской художника Головина, который готовил декорации к опере «Орфей», Гумилёв в присутствии Волошина недоброжелательно отозвался о Дмитриевой. Волошин оскорбил за это Гумилёва (ударил по лицу). Ссора произошла в присутствии Блока, Шаляпина, Алексея Николаевича Толстого. Гордый и самолюбивый Гумилёв был настолько оскорблен, что настаивал стреляться до смерти одного из противников. Он определил расстояние в 5 шагов. С большим трудом секунданты уговорили Николая Степановича на расстояние в 15 метров, которое тоже, прямо скажем, для умеющего стрелять даёт возможность убить противника наверняка. Соперники приехали на авто за город в ранний утренний час. Толстой стал шагами отмеривать расстояние. Гумилёв заявил, что он делает слишком большие шаги. Пришлось перемеривать.
На предложение помириться Гумилёв коротко бросил: «Я приехал драться, а не мириться». На счет «три» Гумилёв выстрелил, но промахнулся, или сделал вид, что промахнулся. Пистолет Волошина дал осечку. Гумилёв потребовал второго выстрела – снова осечка. «Я требую третьего выстрела!», — настаивал Гумилёв. Но секунданты решили, что это будет уже недопустимым нарушением дуэльного кодекса. Гумилёв надел шубу поверх черного сюртука и, безмолвный, гордо выпрямившись, ушел к автомобилю.
Единственной жертвой дуэли можно считать Черубину де Габриак, так как после поединка Волошина и Гумилёва Елизавета Дмитриева, так и не став крупной поэтессой, перестала печататься».
Но никакие увлечения не могли избавить Гумилёва от желания соединить свою жизнь с Анной Горенко. Только две страсти могли соперничать с его страстью к Анне – любовь к поэзии и любовь к Африке. С ними Анна не могла состязаться. Художница Надежда Войтинская, также прошедшая через отношения с Гумилёвым, пишет: «Он благоговейно относился к ремеслу стихосложения… Он был изувер, ничем не относящимся к поэзии не интересовался, всё – для поэзии, только для неё…».

Фото: А. Ахматова, Н. Гумилёв, Л. Гумилев. 1915 г.

Фото: А. Ахматова, Н. Гумилёв, Л. Гумилев. 1915 г.

В 1911 г. у молодых Гумилёвых родился их единственный ребёнок – сын Лев. Они принимали гостей, активно участвовали в культурной жизни Петербурга. Оба были полны творческих замыслов. Николай Степанович, более глубоко осмысливший пути развития отечественной поэзии, ищет возможность организовать тех поэтов, которые наиболее близки ему по взглядам. Он расстается с «Башней» Вячеслава Иванова и уводит с собой несколько единомышленников. Так в 1911 г. появился «Цех поэтов». В 1913 г. Гумилёв стал признанным лидером и творческим вдохновителем нового литературного течения — акмеизма, которое шло на смену символизму и противопоставляло себя зарождавшемуся футуризму. Свой отход от символизма новая группа объясняла неудовлетворённостью его поэтической и смысловой направленностью. По словам Сергея Городецкого, «русский символизм направил свои главные силы в область неведомого…братался то с оккультизмом, то с теософией… Акмеизмом мир бесповоротно принят во всей совокупности красот и безобразий».
Основатели нового течения сохранили в своём творчестве субъективность и крайний индивидуализм, потому что это слишком глубоко вошло в их творчество. Виднейшими представителями акмеизма можно считать Николая Гумилёва, Сергея Городецкого, Осипа Мандельштама. Вошла в «Цех поэтов» и Анна Ахматова.
Четвёртый сборник Н. Гумилёва — «Чужое небо» — вышел в 1912 г. Наиболее ярко выражает суть акмеизма стихотворение «Искусство»:
Созданье тем прекрасней,
Чем взятый материал
Бесстрастней –
Стих, мрамор иль металл.

Прочь легкие приемы,
Башмак по всем ногам,
Знакомый
И нищим, и богам.

И сами боги тленны,
Но стих не кончит петь,
Надменный,
Властительней, чем медь…
(Искусство), 1912 (?)

В это время любимым поэтом Гумилёва является Теофиль Готье. Если в «Чужое небо» включено несколько переводов из Готье, то в 1914 г. Гумилёв выпускает уже целый том переводов французского романтика – «Эмали и камеи».
В 1913 г. Гумилёв предпринимает новое и последнее путешествие в Африку. Он увлечен идеей избавления своей любимой Абиссинии от европейского колонизаторства. В эту экспедицию Гумилёв отправляется как представитель Этнографического музея. За день до отъезда у него поднялась высокая температура, подозревали тиф. Но утром, находясь в полубреду, Николай Степанович всё же встал, выпил стакан чая и уехал в Одессу.
Между тем отношения в его собственной семье достигают критической точки кипения.
Уезжал Николай в свои путешествия скоропалительно и не очень спешил вернуться. Анна Андреевна демонстративно покидала Петербург, жила в Киеве у матери. В 21 год она написала многие из стихотворений, вошедшие впоследствии в её первый сборник — «Вечер»:
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики.
…А я была его женой.

(Он любил три вещи…), 9 ноября 1910 год, Киев

Друг и издатель Гумилёва, Сергей Маковский, так говорил о семейном периоде жизни Николая: «Каждому, знающему стихи из «Вечера» и «Четок», нетрудно восстановить эту драму… в этих стихах всё автобиографично. Я не хочу слишком уточнять перипетии». Сам Гумилёв в стихах молчал месяцами, но иногда прорывались строчки, в которых его боль не говорила – кричала:
Покликаешь – морщится,
Обнимешь – топорщится,
А выйдет луна – затомится,
И смотрит, и стонет,
Как будто хоронит
Кого-то,
— и хочет топиться.

(Из логова Змиева…), май 1911

И,
тая в глазах
злое торжество,
Женщина в углу
слушала его.

(У камина), осень 1910

Вероятно, в жизни предыдущей
Я зарезал и отца и мать,
Если в этой — Боже Присносущий! —
Так позорно осужден страдать.

Каждый день мой, как мертвец, спокойный,
Все дела чужие, не мои,
Лишь томленье вовсе недостойной,
Вовсе платонической любви.

Ах, бежать бы, скрыться бы, как вору,
В Африку, как прежде, как тогда,
Лечь под царственную сикомору
И не подниматься никогда.
(Униженье), 1917 (?)

Если нельзя сбежать в Африку, можно сбежать к другой женщине, которая не «топорщится» и не «морщится». Например, вскоре после рождения Льва у артистки Ольги Николаевны Высотской родился сын Орест, отцом которого признал себя Гумилёв. Радости эта новость не прибавила, но и разрыва пока не произошло. Только в доме на Малой улице в Царском Селе стало словно сумрачней. Тэффи писала: «У них было всегда темно и неуютно и почему-то всегда беспокойно. Гумилёв все куда-то уезжал, или собирался уезжать, или только что вернулся. И чувствовалось, что в этом своем быту они живут как-то «пока».
Больно Гумилёву было не только от семейного нелада, — в его жизни, такой насыщенной внешне, нет настоящего – понимания! Как и несколько лет назад, в литературе он почти изгой. Символисты резко критикуют его поэзию, высмеивают акмеизм. Массового читателя Гумилёв не завоевал. В Петербурге он тоскует. Из путешествия он пишет Михаилу Кузмину: «В Петербурге всё по-прежнему: ссорятся, пьют и читают стихи». И пишет он строки, адресованные своим угнетённым, диким друзьям-абиссинцам, чья жизнь по-настоящему волнует Гумилёва:
Как странно, как сладко входить в ваши грезы,
Заветные ваши шептать имена…

(Вы все, паладины Зеленого Храма..), июнь 1909

В 1914 году, таком трагическом для всей Европы, из-за начавшейся летом первой мировой войны, разрыв Гумилёва с женой кажется неизбежным. Анна Андреевна прекратила супружескую близость с мужем, — она не в силах простить ему особенно бурный роман с сестрой литератора Георгия Адамовича, Татьяной. Девушка была немного не от мира сего, подозревали, что она кокаинистка, и из-за наркотика у неё всегда отстраненный вид. Но Гумилёв питал к Татьяне необъяснимое нежное сострадание. Таня Адамович явилась одной из немногих возлюбленных Гумилёва, о которых он после расставания не отзывался дурно. О разрыве с женой сказано в стихотворении «Пятистопные ямбы»:
Сказала ты, задумчивая, строго:
— «Я верила, любила слишком много,
А ухожу, не веря, не любя,
И пред лицом всевидящего Бога,

Быть может, самое себя губя,
Навек я отрекаюсь от тебя».
…И ты ушла в простом и темном платье,
Похожая на древнее распятье.
(Пятистопные ямбы), октябрь — 15 декабря 1915

Горячий патриот и монархист, Николай Степанович стал добровольцем 24 августа 1914 г. и сделал всё, чтобы немедленно попасть в действующую армию.
Гумилёв всегда тяготел к битвам, подвигам, оружию, поэтому начало войны он встретил как возможность отличиться в делах ратных. Во-вторых, война была прекрасной возможностью погибнуть героически.
И воистину светло и свято
Дело величавое войны.
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны.

(Война), 1914

Всё время пребывания на фронте Гумилёв был войсковым разведчиком, служил во взводе конной разведки. Одна из знакомых говорила о том, как в Слепнево была свидетелем «умения» Николая ездить на коне: «Николай Степанович ездить верхом, собственно говоря, не умел, но у него было полное отсутствие страха. Он садился на любую лошадь, становился на седло и проделывал самые головоломные упражнения. Высота барьера его никогда не останавливала…». Гумилёв прошёл через многие трудности, опасности и приключения, связанные с войной. Читатели узнавали о военных буднях, в том числе, и из очерков Гумилёва, которые он печатал в «Биржевых ведомостях» в цикле «Записки кавалериста. От вашего специального корреспондента». Гумилёву щекочет нервы выполнение опасных заданий, ему нравится опасность. «Я уже два раза участвовал в этой скачке, в которой трое перевернулись с лошадьми, и ни разу не упал», — хвастается он, как мальчишка.
Писатель Владимир Карпов, служивший в Великую Отечественную войсковым разведчиком, пишет, что ему понятны все переживания и ощущения, испытанные поэтом в те далекие времена. «Я могу с уверенностью сказать, что Гумилёв был настоящий войсковой разведчик в лучшем смысле этого слова – смелый, увлекающийся, дерзкий и, несмотря на свое поэтическое свободолюбие, дисциплинированный воин». Карпов описывает молодой азарт Гумилёва, его желание и умение «не упустить добычу», способность вводить в заблуждение преследователей. Восхищаясь храбростью Гумилёва, Карпов лишь за одно укоряет его: в письмах к жене и матери Николай не щадит их, излишне подробно описывая зверства воюющих и свою отчаянную решимость выполнять любое, самое опасное задание.
За отличие в боях Гумилёв был произведен в ефрейторы и награждён Георгиевским крестом, вскоре снова произведён — в унтер-офицеры, а 25 декабря 1915 г. его награждают вторым Георгиевским крестом – уже III степени. В марте 1916 г. за отличие в боях и личное мужество он произведен в прапорщики (в те годы это было офицерское звание, равное младшему лейтенанту). Позднее был награждён орденом Святого Станислава. В августе 1916 г. прапорщик Гумилёв откомандирован в Николаевское кавалерийское училище для держания экзамена на следующий офицерский чин. Во время экзаменационных испытаний Гумилёв опасно заболел и долго находился в лазарете. В каком-то смысле эта пауза ему была необходима – поэт встречался с друзьями и даже сумел издать новый сборник — «Колчан». Он содержит стихи о войне, о фронтовой окопной жизни, о моментах, когда смотришь смерти в глаза:
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки,
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрее взмывают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.

И так сладко рядить победу,
Словно девушку в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
(Наступление), 1916

Гумилёву свойственны бравада, отчаянная храбрость… Всегда, а во время войны – особенно, — они были его отличием. Но, несмотря на то, что он прошёл через самые опасные рубежи войны, не раз смотрел смерти в глаза, испытал все тяготы окопной жизни, — он не утратил своей романтической одухотворенности, не растерял веры справедливость и благородство. Гумилёв действительно свято верил, что своим участием вносит лепту в благородное дело защиты Родины:
Когда все лучшее, что в нас
Таилось скупо и сурово,
Вся сила духа, доблесть рас
Свои разрушила оковы…

(Наступление), 1916

Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь

(Память), 1921

В мае 1917 г. Гумилёв получает назначение в экспедиционный корпус, который находился в расположении союзных войск. Поэт совершил свой путь через Северную Европу и Лондон в Париж. Гумилёв прикомандирован в распоряжение представителя Временного правительства во Франции, назначен офицером для особых поручений при Раппе — военном комиссаре Временного правительства. Старый политэмигрант, эсер по взглядам и адвокат по профессии, Рапп занимался волнениями в бригадах русских военных, которые оказались перед Февральской революцией во Франции и в Салониках. Гумилёв, оставаясь верен себе, увлёкся парижанкой русского происхождения — Еленой Карловной Дюбуше, дочерью известного в России врача, которой написал в альбом цикл стихов «Синяя звезда».
Еще не раз вы вспомните меня,
И весь мой мир, волнующий и странный,
Нелепый мир из песен и огня,
Но меж других единый необманный.

Он мог стать вашим тоже и не стал,
Его вам было мало или много,
Должно быть, плохо я стихи писал
И вас неправедно просил у Бога.
(Еще не раз вы вспомните меня…), июль 1917

Елена Дюбуше поэту-воину предпочла американского богача, с которым уехала в «страну, открытую Колумбом».
В Париже поэт проводил дни за встречами с Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой, Сергеем Дягилевым, Гийомом Аполлинером. Гумилев часто посещает выступления русской балетной труппы в «Шатле».
Пока решался вопрос об отправке Гумилёва в Салоники, произошел Октябрьский переворот. Комиссариат Временного правительства был расформирован. Гумилёв написал прошение об отправке на Месопотамский фронт. На пути в Персию Гумилёв оказался в Лондоне. До Персии Гумилёв так и не добрался. Несколько месяцев, проведенных в Лондоне, он работал в шифровальном кабинете Русского правительственного комитета, куда устроил его бывший возлюбленный Ахматовой, Борис Анреп. В Лондоне состоялось знакомство с некоторыми английскими литераторами, в том числе с Честертоном.
Уже в апреле 1918 г. Гумилёв, несмотря на более чем тревожные вести с Родины и уговоры всех друзей, принял неоспоримое решение о возвращении домой.
Несмотря на огромные трудности, поэт через Мурманск, в обход фронтов, направляется в Петербург. Попадает он уже в Петроград – в мае 1918 г. После его возвращения произошёл окончательный разрыв супружеских отношений с Анной Андреевной, и они официально оформили свой развод. Развод состоялся очень тихо и мирно после просьбы Анны Андреевны. Николай Степанович не просил остаться, только сильно побледнел после слов о разводе жены и ответил: «Пожалуйста». Сын Лев жил с Анной Николаевной в Бежецке. На вопрос мужа, выйдет ли Анна замуж, она ответила: «Да. За Шилейко». Гумилёв был так удивлён, что не поверил. Он знал историка–востоковеда Вольдемара Казимировича Шилейко, работал с ним над переводом эпоса о Гильгамеше. После развода Гумилёв заново, самостоятельно, перевёл все тексты «Гильгамеша». С Шилейко поэт больше не обращался.
Внешне Николай Степанович ничем не выдаёт своей подавленности. Но лирика выдаёт боль поэта:
И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: «Я не люблю Вас», —
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти, и не возвращаться больше.

(Мои читатели), июль 1921

Несмотря на многочисленные любовные увлечения, в том числе довольно бурные романы: с молоденькой актрисой Ольгой Арбениной, с известной в Петербурге и Петрограде представительницей литературной богемы Ларисой Рейснер,

Фото: Анна Николаевна Энгельгардт

Фото: Анна Николаевна Энгельгардт

Гумилёв решил предпринять даже серьёзную попытку создания семейного очага и женился на очень красивой девушке, дочери литератора Николая Энгельгардта, тоже Анне. В кругу друзей Гумилёва её стали называть «Анна-Вторая». В 1920 году у супругов родилась дочь Елена. Второй брак был для Николая Степановича совершенно неудачным. Он женился второпях, сгоряча. Юная барышня в форме сестры милосердия показалась ему в 1916 г. интересной, нежной и понимающей. Быстро утомившись от горьких упреков новой жены, Гумилёв пытался разъехаться с ней, но Анна Николаевна настойчиво возвращалась к мужу. Наконец Гумилёв перестал обращать внимание на семейные скандалы.
Гумилёв с головой уходит в литературную жизнь Петрограда: ведёт занятия в литературном институте, в студии Балфлота, в Пролеткульте. Его выбирают членом редколлегии издательства «Всемирная литература» под руководством Горького. Много он занимается переводами, работает вместе с Чуковским над книгой «Принципы художественного перевода».
Помимо переизданий сборников «Романтические цветы» и «Жемчуга», он издает новый сборник «Костер», в который вошли стихи, написанные им в 1917-1918 гг. После смерти Блока в 1921 г. Гумилёв избран руководителем Петербургского отделения Всероссийского союза поэтов. Современники, знавшие Николая Гумилёва в период 1918-1921 гг., отмечают, что он избегал говорить о политике, предпочитая жить литературными делами, замыслами, свершениями. Стихи Гумилёва этого периода, особенно произведения из сборника «Огненный столп» (1921), свидетельствуют о некоторой перемене в мировоззрении поэта-акмеиста. Он пытается приблизиться к реальной жизни, понять прогрессивные перемены, но, не находя героического и прекрасного в новом мире, уходит в мистический туман символов. Не имея возможности, как бывало раньше, уехать в экзотический мир и скрыться в нём от реальных трудностей, поэт придумывает сказочный мир воспоминаний и мечтаний о прежней усладе для страдающей души:
Где я? Так томно и так тревожно,
Сердце мое стучит в ответ:
Видишь вокзал, на котором можно
В Индию духа купить билет.

(Заблудившийся трамвай), 1921

Сладкими грёзами пропитаны и стихотворения «Подражание персидскому», «Пьяный дервиш», «Дева-птица», вошедшие в «Огненный столп». Этот сборник Гумилёв посвятил своей второй жене, Анне Николаевне Энгельгардт. Он оказался последним в жизни поэта Николая Гумилёва.
Гумилёв практически воссоздал своё раннее детище – «Цех поэтов», переименовав его в студию «Звучащая раковина». Занимался учёбой таких молодых литераторов, как Георгий Адамович, Георгий Иванов, Ирина Одоевцева и Нина Берберова. Вёл очень насыщенную личную жизнь, оставаясь, как он это умел всегда, «женатым холостяком». Женщины и девушки его боготворили. Пожалуй, только Анна Ахматова сумела не поддаться чарующему гипнотическому обаянию Николая Гумилёва. В оставленных письмах и воспоминаниях бывшие пассии поэта отзываются о нём как о человеке, производящем глубочайшее впечатление. Забыть его невозможно. Даже те, кого он оставил сам и говорил в их адрес нелицеприятные слова, например, Лариса Рейснер, Нина Берберова, помнили о своем увлечении Гумилёвым всю жизнь. Он заставлял забыть, что был некрасив, косоглаз, что у него землистый цвет лица, нелепая форма головы, речь шепелява. Помнили другое: «Десятилетия он снился мне ежегодно. Проходил мимо, смотрел, и в глазах его была сияющая нежность. Разумеется, я любила других. Но среди других, неизбежно развенчанных, уцелел он один», — писала Ольга Мочалова. Женщинам хотелось поэзии в жизни, в отношениях. Гумилёв давал им возможность испытать любовь. Сам поэтизировал отношения с женщинами, умел ими восхищаться, обожествлял в стихотворениях. Наконец, сама личность Гумилева, его громкое имя тоже не оставляли женщин равнодушными. «Он смел. Воин, путешественник, поэт. Не только в стихах, а и в жизни», — пишет Одоевцева.
Гумилёв был арестован 3 августа 1921 г. по обвинению в участии в заговоре контрреволюционной Петроградской боевой организации, возглавляемой сыном известного в Петрограде профессора, знакомым Гумилёва по фронту, офицером Владимиром Таганцевым. Обвинялось около 400 человек, приговорено к расстрелу 61 человек. Про Гумилёва было сказано следующее: «Гумилёв Николай Степанович, 35 лет, бывший дворянин, филолог, бывший офицер. Участник Петроградской боевой организации, активно содействовал в составлении прокламаций контрреволюционного содержания, получал от организации деньги на технические надобности». Зная уже характер Гумилёва, его понятие о дворянской чести, о воинской дружбе, можно догадаться, что Николай Степанович дал слово старым друзьям-офицерам участвовать в готовившемся восстании, — если таковое произойдет. Однако участвовать в заговоре Гумилёв не имел душевной склонности. Скорее он вызвал бы на дуэль лично Дзержинского, — в этом были убеждены все знавшие поэта лично. Спустя 3 недели после ареста Николай Гумилёв и еще 60 человек были приговорены к расстрелу как участники заговора. Приговор приведен в исполнение в поселке Бернгардовка недалеко от Петрограда. Расстрелянные падали в ими же выкопанную яму, которая стала их братской могилой.
В творчестве Николая Гумилёва даже самые яростные судьи поэта не смогли найти ни одного антисоветского стихотворения или очерка. Он действительно был далёк от политики. Это признал и Константин Симонов, который в 1970-е гг. выразил несогласие реабилитировать Гумилёва посмертно, но соглашался с предложением издать его избранные стихотворения: «Он написал много хороших стихов…нисколько нам не враждебных, и сделал множество замечательных переводов…Нельзя писать историю русской литературы ХХ века, не упоминая о Гумилёве».
То, что успел написать Гумилёв, осталось в отечественной литературе навсегда. Замечательный, оригинальный поэт, дворянин, воин и вечно влюблённый рыцарь. Независимо от различных суждений о нём самом и его творчестве, Николай Гумилёв был, есть и будет личностью и величиной постоянной в русской литературе.
CREDO
Откуда я пришел, не знаю…
Не знаю я, куда уйду.
Когда победно отблистаю
В моем сверкающем саду.

Когда исполнюсь красотою,
Когда наскучу лаской роз,
Когда запросится к покою
Душа, усталая от грез

Мне все открыто в этом мире –
И ночи тень, и солнца свет,
И в торжествующем эфире
Мерцанье ласковых планет.

Я не ищу больного знанья,
Зачем, откуда я иду;
Я знаю, было там сверканье
Звезды, лобзающей звезду.

И, жарким сердцем веря чуду,
Поняв воздушный небосклон,
В каких пределах я ни буду,
На все наброшу я свой сон.

Всегда живой, всегда могучий,
Влюбленный в чары красоты.
И вспыхнет радуга созвучий
Над царством вечной пустоты.
Сборник «Путь конквистадоров»

Семья поэта и литературоведа Павла Лукницкого совершила гражданский подвиг, собрав и сохранив архив Николая Гумилёва, а также в течение почти 70 лет прилагая неимоверные усилия для посмертной реабилитации расстрелянного поэта. Лишь в 1991 г. сыну Павла Лукницкого, Сергею, удалось добиться этого. Гумилёв был первым из невинно осужденных русских литераторов, с кого сняли обвинение в антигосударственном заговоре. Во многом благодаря семье Лукницких мы сейчас имеем возможность открыто говорить о судьбе и творчестве замечательного, самобытного русского поэта Николая Гумилёва и наслаждаться его творениями.
А когда придет их последний час,
Ровный красный туман застелет взоры,
Я научу их сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,
Всю родную, странную землю
И, представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами,
Ждать спокойно его суда.

(Мои читатели), июль 1921

© Copyright: Елена Борисова

Иллюстрации получены путём сканирования и в Интернете.
Список литературы:
1. Гумилёв Н.С. Сочинения в 3-х томах. – М., 1991.
2. Гумилёв Н.С. В огненном столпе. – М., 1991. — (Русские дневники).
3. Гумилёв Н.С. Письма о русской поэзии. – М., 1990. – (Из литературного наследия).
4. Николай Гумилев в воспоминаниях современников. – М., 1990.
5. Лукницкая В.К. — Николай Гумилёв. Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. — Л., 1990.
6. Давидсон А. — Мир Николая Гумилёва, поэта, путешественника, воина. – М., 2008.
7. Одоевцева И.В. — На берегах Невы. – М., 2012.

Поделиться в соц. сетях

Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Одноклассники
Запись опубликована в рубрике ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИМЕНА/ИМЯ В ИСТОРИИ, ПИШУТ ДРУЗЬЯ с метками , . Добавьте в закладки постоянную ссылку.

5 комментариев: Пишут друзья. Поэт без страха и упрёка. Статья Е. Борисовой

  1. Елена говорит:

    Дорогая Женечка, спасибо Вам и Евгении Рафаиловне за публикацию статьи о Николае Гумилёве. Читала внимательно в поиске своих опечаток — и нашла! 1. В стихотворении об Африке: Дай за это дОрогу мне торную (пропущено «о»); 2. В части после письма Анны Андреевны о Голенищеве: У Николая Степановича тоже были непростые истории с женщинАМИ до венчания (множ. число); 3. В части о войне «Сон тревожный, бесконечный путь», стих «Память» («б» маленькая); 4. В части после развода с Ахматовой: …литературной богемы Ларисой Рейснер. (надо поставить запятую вместо точки). Дорогие «ладожцы», с наступающим Светлым праздником Воскресения! С любовью, Елена Борисова.

    • admin говорит:

      Елена!
      Не переживайте, я всё поправила.
      С наступающим праздником!!!

  2. Людмила говорит:

    Елена, тут еще авторедактор, наверное, исправляет по своему. «И твое раскрывая Евангелье, повесть жизни УЖАСНОЙ и чудной»… , т.е ужасной, а не удачной. Спасибо, Елена, за интересную статью, с удовольствием прочитала! Гумилев один из моих любимых поэтов, я, можно сказать, невольно многое знаю наизусть, т.к. люблю его и перечитываю . А Вы напомнили о нем в его день рождения, за что Вам отдельное спасибо! Удивительно, но у меня всегда особенно вспыхивал интерес к его стихам именно весной!

    • admin говорит:

      И эту неточность я поправила! Спасибо, Людмила! Авторедактор вордовский, бывает, такое устраивает!
      С наступающим праздником!!!

      • Елена говорит:

        Спасибо за внимание, дорогие!!! Я тоже очень люблю Николая Степановича, благодаря ему, можно сказать, полюбила многое из литературного наследия Серебряного века, в том числе — Одоевцеву и Георгия Иванова. Людмила, хочу сообщить, на всякий случай — на стихотворение Гумилёва «Однообразные мелькают…» написал романс Николай Носков, он есть в МП-3 и в видео. Может быть, Вы уже и слушали. И с чудесными праздничными днями поздравляю всех друзей из «Ладоги»!

Добавить комментарий для admin Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *